Мэгги Осборн - Не бойся любви
— А почему она была такая злая?
— Почему? — Дженни поморгала глазами. Она никогда не задумывалась об этом. — Не знаю. — Дженни хмуро отвернулась к окну и пососала горящий от перца язык. — Может, жизнь у нее сложилась не так, как она хотела. Может, не нравилось ей жить в лачуге неподалеку от выработанной угольной шахты да еще кормить шестерых ребятишек. — Дженни вдруг осознала, что впервые размышляет о судьбе матери как взрослый человек, а не как малый ребенок. — Может, ей и то было не по нраву, что отец бил ее смертным боем, да еще тогда, когда она… — Дженни запнулась, долгим взглядом смерила Грасиелу и закончила: — Когда она ждала ребенка.
Грасиела повертела в пальцах наперченную тортилью.
— Твоя мама рассказывала тебе сказки? Целовала тебя?
— Еще чего! Само собой, нет. Она даже не целовала нашего па. Целовать, скажи на милость!
Грасиела положила тортилью на сиденье рядом с собой и отерла пальцы тряпкой, которую дала ей Дженни. Потом аккуратно спрятала этот оторванный от нижней юбки лоскут за манжет, повернулась и положила свои маленькие ручки поверх рук Дженни. И глянула прямо Дженни в глаза.
— Мне очень жаль, что у тебя была плохая мама, когда ты сама была маленькая. Нужно, чтобы мама рассказывала разные истории и целовала тебя.
Дженни внезапно ощутила острую боль в груди.
— Я тоже об этом жалею, — сказала Дженни странным, не своим голосом. Минуту помолчав, она добавила: — А я считала, что ты ненавидишь меня.
— Это так и есть, — твердо заявила Грасиела и убрала руки.
Так, пожалуй, лучше, подумала Дженни, испытывая в то же время беспричинный гнев. В тысячу раз предпочтительнее, чтобы шестилетняя паршивка ненавидела, а не жалела тебя. Дженни выбросила остатки тортильи в окошко и стала глядеть на мелькающий мимо ландшафт. Долгие годы она не вспоминала о матери, с того самого времени, когда узнала, что старуха умерла. А тогда ее первой мыслью было: наконец-то Бог прибрал!
А теперь вот она сидит в поезде, который движется не в том направлении, и жалеет себя за то, что ее мать выглядела совсем не так, как Маргарита, что от нее пахло бедностью и отчаянием и что она никогда не рассказывала сказок. Что ж, одно к одному.
В вагоне сгущалась жара; у Грасиелы закрылись глаза. Девочка прислонилась к плечу Дженни, потом голова ее сползла той на колени, а ноги она пристроила на сиденье, скромно подогнув их, как истая леди.
Дженни приткнулась головой к покрытому копотью окну, которое ей очень хотелось открыть, и стала думать о кузенах.
Ей нужен план: шестое чувство подсказывало Дженни, что кузены поедут за ней следующим поездом. И ковбой уже не придет на помощь.
Уже в полусонном состоянии Дженни подумала, что этот сукин сын ковбой собою весьма недурен.
Обычно Дженни не обращала внимания на внешность мужчин. Она вообще не воспринимала их с такой точки зрения. Но у ковбоя глаза были того же голубовато-зеленого оттенка, как у Грасиелы, и опушены густыми каштановыми ресницами. Глаза эти особенно выделялись на сильно загорелом лице. Дженни лениво поразмышляла насчет того, где же этот парень заработал фонарь под глазом. Синяк успел пожелтеть, значит, он не свежий. Получен вовсе не в схватке с кузеном Чуло.
Миля за милей оставались позади, а ковбой все не выходил у нее из головы. Он был высокий, сухощавый, и это вводило в заблуждение: казалось, он скорее жилистый, чем сильный. Когда Дженни в пылу драки глянула на него, то подумала, что сложенный на манер пивной бочки кузен Чуло сшибет парня с ног со второго удара. Однако ковбой при всей своей долговязости, как видно, состоял из одних мускулов и, слава Богу, устоял. К концу побоища только он и оставался на ногах. Вспомнив об этом, Дженни усмехнулась.
Любопытно, что занесло такого парня в самую глубь Мексики. Этот вопрос вернул Дженни к мыслям о собственном положении.
Потирая пальцами лоб, она думала о своих пожитках и о грузе, который до ареста подрядилась доставить в Эль-Пасо. Нет никаких сомнений, что и пожитки, и товар сперли сразу, как только она оказалась в тюрьме. Мистер Комден, несомненно, оштрафует ее за потерю груза костяных пуговиц, если ей доведется еще когда-нибудь встретиться с этим человеком. Она должна быть уверена, что этого никогда не произойдет. Прощай, Техас, и здравствуйте, другие края! Похоже, уже не придется быть погонщицей мулов.
Чтобы время шло быстрее, Дженни стала припоминать, что осталось в ее лачуге, которую она нанимала в Эль-Пасо. Да что там! У таких, как она, не бывает особых ценностей. В отличие от непомерно чувствительной девицы, с которой Дженни довелось близко познакомиться, она не была чертовой наследницей.
Поглядев в грязное вагонное окно, Дженни увидела жалкую маленькую деревушку, столь же приветливую, как и окружающие ее заросли кактусов. Дженни хмуро взглянула на голову Грасиелы у себя на коленях и пожалела, что не в состоянии вот так же быстро и крепко уснуть.
Мысли не оставляли ее ни на секунду. Думала она о Маргарите, о неприятностях с кузенами… думала и о ковбое.
Немного погодя Дженни осторожно, чтобы не разбудить Грасиелу, наклонилась к своей сумке, которая стояла у ее ног на полу, и достала потрепанный словарь. Читать слова и их толкования — самое лучшее средство успокоить взбудораженный мозг. Некоторые пояснения носили поистине загадочный характер, не заключая в себе никакого дополнительного смысла по сравнению со словом как таковым. Многие слова Дженни забывала сразу после прочтения. Однако некоторые пробуждали ее воображение, она произносила их вновь и вновь, зачарованная их звучанием, и старалась запомнить.
Сейчас она открыла книгу на слове viril: оно означало «мужественный, сильный». Дженни тихонько повторила его несколько раз. Звучит так мягко, а значение у него такое твердое. Дженни поджала губы, подумала и составила целое предложение с этим словом: «Ковбой — мужественный человек».
Кровь вдруг прихлынула у нее к щекам, что само по себе уже было событием — Дженни думала, что давно потеряла эту способность. Черт побери, она покраснела оттого, что подумала о ковбое и о мужественности. В смущении она оглянулась по сторонам — не заметил ли кто, как она вспыхнула.
Дьявольски здорово, что ей больше не придется встретиться с этим ковбоем. Да, сэр, дьявольски здорово. Она просто счастлива, что их пути разошлись. Очень хорошо, что возможности увидеть его снова практически нет. Она убеждена, что не имеет никакого желания видеть сукина сына, из-за которого ее щеки окрасил румянец.
А он-то, уж наверное, и думать о ней позабыл.
Такого рода мужчины на женщин, как Дженни, второй раз смотреть не желают.
И она этому рада. Да, сэр, очень даже рада.
