Сидони-Габриель Колетт - Невинная распутница
– Хватит… – просит Минна, – это меня утомляет.
– Ты хочешь, чтобы я ушёл?
– Нет… Слушай, Антуан! Здесь я могу довериться только тебе… Ты можешь оказать мне большую услугу.
– Да?
– Ты напишешь для меня письмо. Письмо, которое не должна увидеть Мама, понимаешь? Если Мама увидит, что я пишу в постели, она может спросить, кому это послание… А ты сядешь вот здесь, за столом, и никто слова не скажет… Я хочу написать жениху.
Нанеся этот удар, она всматривается в лицо своего кузена; Антуан, добившийся большого прогресса, не повёл и бровью. Живя возле Минны, он приобрёл вкус к необыкновенному и эфемерному. Его пронзила мысль, такая же простая, как и свирепая бесчувственность Минны: «Я напишу это письмо, не показывая вида, что меня это интересует; я узнаю, кто он, и убью его».
Не говоря ни слова, он послушно выполняет указания Минны.
– В моём бюваре… нет, не эту бумагу… белую, без водяных знаков… нам с ним приходится соблюдать столько предосторожностей!
После того как Антуан уселся, обмакнул новое перо, установил бювар, она начинает диктовать:
– «Любимый мой…»
Он не выказывает никакого удивления, но перестаёт писать и пристально смотрит на Минну, без гнева, но так упорно, что она проявляет нетерпение.
– Ну пиши же!
– Минна, – медленно говорит Антуан изменившимся голосом, – зачем ты это делаешь?
Минна скрещивает концы шали на груди, и в движениях её сквозит подозрение. Прозрачные щёки розовеют от неведомого ей прежде волнения. Антуан кажется каким-то необычным, и теперь наступает её черёд всматриваться в него с отсутствующим видом, пытаясь угадать, о чём он думает. Быть может, на какое-то мгновение её охватывает раскаяние, и она видит Антуана, каким он станет через пять-шесть лет? Высокого, сильного Антуана, чувствующего себя в своей шкуре так же удобно и покойно, как в сшитом по мерке костюме, сохранившего от теперешнего времени лишь своей нежный взгляд смуглого бандита?..
– Зачем, Минна? Зачем ты со мной так?
– Потому что я могу верить только тебе. Вера… Она нашла слово, способное сломить волю Антуана… Он подчинится ей, напишет письмо, ибо уносит его волна того высокого страха, что подчинила себе множество снисходительных мужей, покорных и робких любовников…
– «Любимый мой, твоим дорогим глазам непривычен этот почерк. Не удивляйся! Я больна, и некто всецело мне преданный почёл своим долгом известить тебя обо мне…»
Голос Минны запинается, словно ей приходится переводить слово за словом какой-то трудный текст…
– «…обо мне, чтобы ты не беспокоился и мог всецело посвятить себя своему опасному ремеслу…»
«Своему опасному ремеслу! – лихорадочно размышляет Антуан. – Он что, шофёр?.. или помощник укротителя в цирке Бостока?»
– Написал, Антуан? «Своему опасному ремеслу. Любимый, мой… Когда же я вновь упаду в твои объятия и вдохну твой милый запах?»
Волна горечи переполняет сердце того, кто это пишет. Он сносит муку, как тяжкий сон, от которого невыразимо страдаешь, хоть и знаешь, что это мимолётное видение…
– «Твой милый запах… Порой мне хотелось бы забыть, что я принадлежала тебе…» Написал, Антуан?
Он не написал. Он поворачивает к Минне белое лицо утопленника, такое подурневшее и жалкое, что Минна немедленно приходит в раздражение.
– Ну же! Пиши!
Он не пишет. Он трясёт головой, будто пытаясь отогнать муху.
– Ты говоришь неправду, – произносит он наконец. – Или ты совершенно потеряла голову. Ты не могла принадлежать мужчине.
Ничто не вызывает у Минны такой ярости, как сомнение в её правдивости. Резким движением, полным изящества, она подбирает под себя спрятанные под одеялом ноги. Сверкающие чёрные глаза испепеляют Антуана гневным презрением.
– Да! – кричит она. – Я ему принадлежала!
– Нет!
– Да!
– Нет!
– Да!
И она бросает ему в лицо последний неотразимый аргумент:
– Да! Потому что он мой любовник!
Это роковое слово производит довольно странное воздействие на Антуана. Куда-то вдруг исчезает его напряжённое упорство. Он тщательно укладывает перо на подставку чернильницы, встаёт, не опрокидывая стула, и подходит к кровати, где дрожит от возбуждения Минна. Она не замечает, что в зрачках Антуана зажигается странный огонёк, а в движениях сквозит гибкость свирепого зверя, приготовившегося к прыжку…
– У тебя есть любовник? Ты с ним спала? – спрашивает он очень тихо.
С какой чёткостью, с какой почти мелодичной размеренностью выговаривает он последние слова! Лицо Минны заливается ярким румянцем, что доказывает, думает он, её вину.
– Разумеется, сударь! Я с ним спала!
– Вот как? Где же?
Минна, не осознавая, что роли переменились, в смущении смотрит на Антуана, чья агрессивная проницательность явилась для неё полным сюрпризом…
– Где? Тебя это так интересует?
– Меня это интересует.
– Ну что ж! Ночью… у склона возле укреплений. Он размышляет, не сводя с Минны сощуренных оценивающих глаз.
– Ночью… у склона… Ты выходила из дома? И твоя мать ничего не знает? Нет, постой, я хотел спросить: «Некто» – это тот, кого ты не могла бы пригласить в дом?
Она подтверждает это предположение важным кивком.
– Некто… из низших слоёв?
– Низших!
Вздрогнув и приподнявшись на постели, она обжигает его гневным взглядом широко распахнутых тёмных глаз, маленькие ноздри её благородного носа трепещут в негодовании. «Низших!» Разве может быть низшим этот безмолвный опасный друг, который так изящно притворяется мёртвым, перегородив своим гибким телом тротуар! Это сам Нарцисс в полосатом свитере, упавший в обморок возле ручья… Может ли принадлежать к низшим герой стольких ночных грёз, что прячет за поясом тёплый от крови нож и на чьей коже оставили розовые следы ногти множества испуганных жертв!
– Прости меня, Минна, – говорит Антуан очень мягко. – Но… ты говоришь об опасном ремесле… Чем же он занимается, этот твой… твой друг?
– Не могу сказать.
– Опасное ремесло, – терпеливо и вкрадчиво продолжает Антуан… – таких профессий много… Может, он кровельщик… или же водит автомобили…
Взгляд её становится зловещим.
– Словом, мне хотелось бы знать…
– Он убийца.
Мефистофельские брови Антуана ползут вверх, у него отвисает челюсть, и он заливается звонким молодым смехом. Эта великолепная смелая шутка полностью приводит его в чувство, и он хлопает себя по ляжкам, не слишком заботясь, как это выглядит со стороны…
Минна вздрагивает; в глазах её, где отражается алый сентябрьский закат, мелькает отчётливое желание убить Антуана.
