Розалин Уэст - Прикосновение
— Должно быть, вам известен другой тип людей, чем мне, мадам.
— Подозреваю, что так, мистер Макензи. — И опять промелькнул неуловимый налет осуждения, как будто она знала, кто он и чем занимается. — А теперь, как я сказала раньше, вы должны отдохнуть, если хотите поправиться.
— О, я хочу поправиться. Меня ждет работа. Что сказал доктор, я надолго вышел из строя?
— Доктор еще не смотрел вас. Джозеф, мой повар, перевязал вам раны. Я послала за медиком в Шайенн, но он может задержаться, если из-за этой погоды река начнет выходить из берегов. Знаете, когда идет такой сильный дождь, дороги на несколько дней становятся непроезжими.
— Снова в ее голосе было что-то необычное, какой-то не высказанный вслух намек, но на этот раз не порицание, а что-то более мягкое, что-то похожее на тоску, но он был слишком встревожен ее предыдущими словами, чтобы задуматься об этом.
— Ваш повар? Меня лечил ваш повар? Но вы сказали, что зрение вернется ко мне.
— Я сказала, что такая возможность существует, — поправила его Джуд, но это было совсем не то заверение, которое хотел услышать Макензи.
— Значит, ваш повар считает, что это возможно, — презрительно усмехнулся он. — Честное слово, я всей душой буду верить в это предсказание. — Его рука потянулась к толстой повязке, и слабое дрожание пальцев выдало его чувства.
— Это вера, которой вы должны держаться… — начала Джуд, но он грубо оборвал ее:
— Я надеюсь на веру так же, как всегда надеюсь на удачу. Удача человека зависит только от него самого, и нельзя надеяться ни на что и ни на кого, кроме самого себя.
— Жестокая философия, мистер Макензи, — после долгого молчания подытожила Джуд.
— Я живу в жестоком мире, мисс Эймос, и она хорошо служит мне. — А в каком мире жила она, этот ангел, который без всяких вопросов принял его? Из-за того, что он был слеп — и, возможно, навсегда — и не мог узнать ответа, его тон стал излишне грубым. — А теперь, если не возражаете, я хотел бы получить немного отдыха, о котором вы все время так настойчиво твердите. — И Макензи повернул голову в противоположную от Джуд сторону.
Джуд медлила, не желая оставлять его в таком расстроенном состоянии, она была уверена, что это не правда, а просто демонстративное заявление. В нем говорил страх, и у Макензи были все основания бояться. У него не было гарантии, что зрение вернется к нему, и Джуд ничего не могла сделать для того, чтобы успокоить его. Так как она больше ничем не могла ему помочь, она поступила так, как он просил, и тихо вышла, оставив его наедине с его грустными размышлениями.
Умывшись над раковиной у себя в спальне и сняв ночную рубашку, чтобы переодеться в удобное ситцевое платье, Джуд на мгновение задержала в руках нагретое кожей белье, и ее бросило в жар при воспоминании о том, как тепло мужской руки проникало сквозь него. У нее внутри все начало дрожать той же самой дрожью, которая охватила ее раньше… когда она поняла, что это мужское прикосновение… что это его рука касается ее ноги. Тогда у нее сначала закружилась голова, а потом ей показалось, что она дрожит с головы до ног. Пока Джуд дремала, он ощупывал ее, и, какими бы невинными мотивами он ни пытался объяснить свои действия, того, что случилось, нельзя изменить. Это было позорно, унизительно… и так возбуждало Джуд, что ей больно было дышать.
Размышляя, что она чувствовала бы, если бы сдала незнакомцу свою девственную территорию, Джуд одевалась в рассветном свете, проникавшем в ее комнату, и эмоции в ней сияли и расцветали, как новый день.
Сколько ни старалась Джуд начать этот день так же, как все остальные дни, и брат, и ее старый друг заметили изменения в ней, как только они все вместе сели завтракать.
— Ты хороша, как роса на цветке, Джуд, — неожиданно объявил Сэмми. — У тебя новое платье?
— Нет. — Джуд разгладила рукой материю. Она уже не помнила, когда покупала новое платье или что-нибудь еще из женской одежды.
— И твои волосы — ты по-другому причесала их.
— Все как всегда, Сэмми. — Она потрогала яркую ленту, которой стянула волосы на затылке. — Кушай оладьи и оставь свою лесть. Это не спасет тебя от необходимости пойти в это море грязи и заняться стадом.
— О, я нисколько против этого не возражаю, — набив пирожными рот, весело объявил Сэмми. — Мне нравится шлепать по грязи. Я просто отметил, как привлекательно ты выглядишь сегодня утром, вот и все.
«Привлекательно» — это слово Джуд никогда не связывала со своей внешностью. Но возможно, в новом платье, с волосами, обрамляющими лицо… Она не закончила свою мысль, поймав невозмутимый взгляд Джозефа, сидевшего за столом напротив нее. На короткое мгновение он дал ей возможность увидеть в своих непроницаемых глазах то, что он думает. Он думал, что этими изменениями она обязана их гостю, расположившемуся в задней комнате. И он не ошибался.
Джуд взяла кофе, чувствуя себя совершенно глупо оттого, что мечтала о мужчине, который был слеп, о мужчине, на которого она произвела столь малое впечатление, что он даже не мог вспомнить, что ехал с ней в дилижансе, не мог вспомнить ее имени, о мужчине, который без всякого намерения дотронулся до нее рукой и заставил ее дрожать, как романтичную дурочку, отчаянно ждущую похвалы. Он был ее пациентом, а не любовником, и единственное, что его интересовало, это выздоровление, чтобы можно было скорее уехать и продолжить опасное занятие, которое влекло подобных ему людей. Людей, живущих жестокостью, не привлекают одинокие некрасивые женщины, и, видя доброту их характера, эти люди не дают воли своим фантазиям, которые могут привести к таким вещам, как постоянство или женитьба. Мужчинам, подобным Долтону Макензи, лучше оставаться одиноким. И Джуд об этом позаботится.
— Думаю, нужно проверить, появился ли у нашего гостя аппетит. — Джуд встала и, спокойно выдержав взгляд Джозефа, принялась накладывать на тарелку оставшуюся от завтрака еду. — Не годится морить его голодом. Помимо всего прочего, как служащие транспортной линии, мы обязаны заботиться о нем.
Джозеф буркнул что-то нечленораздельное, как бы говоря, что она может обмануть его не больше, чем обманывает себя. Джуд не стала притворяться и, только хмуро посмотрев на сморщенного старика, с тарелкой в руке пересекла комнату, твердо намеренная исполнить свой христианский долг, словно это была неприятная повинность, а не предвкушаемое удовольствие.
Войдя в комнату, она остановилась у порога. Долтон, видимо, вняв ее совету, крепко спал. Хотя большое тело занимало всю кровать, доказывая силу и мощь его обладателя, полоски белых бинтов вокруг его головы каким-то образом в глазах Джуд превращали Макензи в беспомощного ребенка, так же нуждающегося в ее заботе, как Сэмми.
