Кэндис Кэмп - Узы любви
— Должна вам сказать, я ужасаюсь состоянию, в котором находятся эти пленные.
Сержант тупо уставился на нее в полном недоумении.
— Я вижу, у вас нет оправданий.
— Но… но, мисс… я не…
— Полковник Уэлмэн, когда мы обедали с ним на прошлой недели, согласился со мной.
Сержант, растерявшись и не зная, куда ему деваться, — приятельница тюремного коменданта! — заикаясь, начал лепетать что-то неразборчивое.
— Сержант, — Кетрин повелительно выставила руку, — я вполне понимаю трудности, испытываемые армией, и хочу помочь, разумеется, с согласия полковника.
Она вручила сержанту распоряжение. Сержант прочитал его и вернул Кетрин:
— Как вам будет угодно, мисс.
— Я рада, что мы поняли друг друга, — она вознаградила начальника караула ледяной улыбкой. — Педжин, приступай!
Пленные, слушавшие этот диалог с острым любопытством, стали свидетелями невиданного зрелища: хорошенькая рыжеволосая девушка приблизилась к ним, держа в руках охапку одежды. Сразу же глаза всех присутствующих устремились на нее. От всеобщего внимания Пержин слегка покраснела. Один пленный, мальчик девятнадцати или двадцати лет, вскочил на ноги и подошел к ней. Это был веселый худой парнишка с полными губами и бойкими темными, почти черными, глазами. С видом светского кавалера, не обращая внимания на свои кандалы, он снял шляпу.
— Позвольте мне, мэм. Хорошенькой девушке, вроде вас, нельзя носить такие тяжести.
Услышав свист и выкрики своих товарищей, он усмехнулся и крикнул им в ответ:
— Некоторые из нас, все-таки, джентльмены!
— Несите одежду сюда, мистер… — сказала Кетрин и сделала вопросительную паузу.
— Фортнер, мэм, — сказал он дружелюбно. — Мичман флота конфедерации Эдвард Фортнер. Куда мне это положить?
— Постойте пока и подержите эти вещи, а мы с Педжин раздадим их. Джентльмены, постройтесь, пожалуйста, в очередь, а мисс Шонесси и я дадим каждому из вас набор теплой одежды. Я заметила, что ваша не совсем подходит к холодам бостонской зимы. Эти вещи куплены в магазине готовой одежды, и потому размеры могут несколько не совпадать, хотя я закупила одежду разных размеров, и мы постараемся подобрать ваш размер. Сержант, я была бы очень вам признательна, если бы вы с вашими людьми принесли еду из экипажа.
После того как одежда была распределена, Кетрин приступила к раздаче супа и хлеба, а Педжин разливала кофе. У пленных голова закружилась от аппетитного запаха горячего супа и аромата кофе, а также от близкого присутствия нежно пахнущих духами, улыбающихся женщин. Они добродушно смеялись и громко переговаривались. Их веселье передалось Кетрин и Педжин, они чувствовали себя счастливыми от того, что сделали доброе дело, и от восхищенных взглядов мужчин.
— Мэм, это самый лучший кофе, что мне довелось пробовать, начиная с 1861 года, это правда, — громко сказал все тот же неугомонный Фортнер. — Единственное преимущество плена — это то, что мы избавлены, наконец, от кофе из цикория, хотя, сказать вам честно, мэм, тюремный кофе ненамного лучше кофе из цикория.
— А что это за диковинка такая, кофе из цикория? — спросила Педжин.
Фортнер объяснил:
— Кофе из цикория делается из орешков этого растения, а не из кофейных зерен.
— А какое отношение имеет кофе к войне? — настойчиво продолжала свои расспросы Педжин.
Пленные рассмеялись, но к их смеху была примешана горечь.
— Блокада, мэм, блокада! Вы знаете, что кофе выращивают в Южной Америке. Так вот, его нужно оттуда еще доставить. А если корабли не могут войти в порт из-за блокады, значит, нет кофейных зерен, нет и кофе. Во флоте дела с кофе обстояли неплохо, потому что мы могли зайти в иностранный порт для его закупки, но на суше солдатам и женщинам я не завидовал.
— Педжин, думаю, нам пора отправляться домой, — смешалась Кетрин, заметив, что Пегги готовится задать еще вопрос. — Не будет ли кто-нибудь из вас так любезен отнести посуду назад в экипаж? Сержант, я полагаю, было бы удобнее раздавать пищу со стола, нежели с фургона. Неплохо было бы, если вы завтра установили стол, хотя бы пару козлов с досками поперек них. Заранее вам благодарна. До свидания, джентльмены. Пойдем, Педжин.
Не успели они дойти до экипажа, как по дороге их перехватил Тедди Матиас с округлившимися от любопытства глазами:
— Мисс Кетрин, ваш отец желал бы поговорить с вами в его кабинете.
Кетрин распрямила плечи и последовала за Тедди.
Педжин пошла к экипажу и стала ожидать ее там, волнуясь за нее больше, чем она сама. Зная, что она победила, Кетрин, сидя в кресле, спокойно выслушала тираду отца, выжидая, когда выкипит его гнев. Он долго метал громы и молнии, упрекал в непослушании, упрямстве, своеволии и наглости, пока, вконец истощенный, не рухнул в свое кресло.
— Папа, я не надоедала военным, ты не прав, — мягко сказала Кетрин. — Я один только раз поговорила с полковником Уэлмэном, и он с удовольствием дал мне свое разрешение. Посмотри, вот его распоряжение. Я не припирала его к стене, как ты утверждаешь. И раз у меня есть его распоряжение, то никак не возьму в толк, что же плохого я совершила?
— Кетрин, я же вполне ясно запретил тебе…
— О, нет, папа, ты не запрещал! Ты не говорил, чтобы я не обращалась к полковнику, также как и не говорил, что запрещаешь мне кормить пленных, даже если у меня будет разрешение полковника.
— Кетрин, ты просто играешь словами, искажая суть вопроса! Если бы ты была мужчиной, из тебя получился бы превосходный адвокат. Смысл нашей беседы, однако, был в том, что я выразил свое нежелание, чтобы ты этим занималась.
— Да, я знала, что ты не одобряешь мой замысел, вот почему я решила сама заплатить за все.
— Сама? Но как?
— Моих карманных денег не хватило бы, конечно же, покрыть расходы, и мне не хотелось пользоваться твоими деньгами, раз уж ты был против. Я заложила мамины алмазные подвески.
— Что? — задохнулся отец. — Ты хочешь сказать, что ты зашла в ломбард и заложила алмазные подвески?
— Разумеется, я не ходила туда сама. Я поручила это приятелю Педжин.
— Кто такая, черт побери, Педжин?
— Папа, ну что за выражения! Педжин — моя горничная. Как бы то ни было, я в самом деле заложила мамины подвески, по крайней мере, это не столь старинные драгоценности, как жемчужное ожерелье или рубиновые серьги.
— Кетрин, я не могу позволить, чтобы ты разбазаривала фамильные драгоценности! — он поднял свои руки в знак капитуляции. — Ты победила! Я выкуплю твои подвески, и пусть с этого момента все твои счета, касающиеся благотворительности, присылают ко мне.
— Благодарю тебя, папа! — она поднялась и поцеловала отца в щеку. — Ты меня простил, и я могу вернуться на работу? Мне бы очень этого хотелось!
