Патриция Хортон - Королевская страсть
Когда Филип бывал занят, она, чтобы скрасить одиночество, лихорадочно искала развлечений. Любимым времяпровождением Барбары стало исследование Лондона, и в качестве преданного сопровождающего она часто приглашала Роджера Палмера. Они вместе блуждали по закоулкам несравненного города. Барбара была влюблена в Лондон почти так же страстно, как в Филипа, и жаждала узнать все укромные уголки подобно тому, как исследовала черты любимого лица.
Больше всего ей нравились лодочные прогулки по Темзе — главному проспекту города. Задыхаясь от смеха, она с помощью Роджера забиралась в лодку у Старого причала, над которым высилась мрачная громада Тауэра. Однажды, когда их лодка тихо скользила по волнам, Барбара почувствовала вдруг необъяснимую легкость и свободу. Она сорвала шляпку и подставила лицо свежему ветерку. Река всегда кипела жизнью, ведь Англия — страна мореплавателей, в ее гаванях теснятся корабли всего мира.
Всякий раз при виде трепещущего под легким бризом, полного жизни паруса Барбару охватывало чувство восторга; ее сердце трепетало в ответном порыве. Роджер почти не замечал водоворота окружающей жизни, его внимание было приковано к пленительному розовому личику, поднятому навстречу солнцу и ветру.
В воздухе разносились хрипловатые голоса лодочников, добродушно поддразнивавших друг друга, не стесняясь в выражениях. Роджер, щадя слух Барбары, набрасывался на лодочников с упреками, но она только смеялась, ей нравились их грубые остроты и забористые шуточки, и порою, уединяясь в своей комнате, она пыталась повторять их.
Величественный Лондонский мост перекинулся через Темзу, опираясь на девятнадцать каменных быков; он был настолько широк, что вмещал целую улицу с двумя рядами домов по обеим сторонам. Лодка миновала Саутуоркский собор, и Барбара загрустила, вспомнив знаменитые старые театры «Глобус», «Лебедь» и «Розу», которые Кромвель приказал снести. Как чудесно было бы увидеть театральное представление! Роскошный Медвежий парк стоял заброшенный и унылый, а Роджер принялся рассказывать Барбаре о медвежьих боях, пока она, зажав пальцами уши, не взмолилась, чтобы он прекратил ужасные описания.
Они подплыли к Странду, и Барбара приказала лодочнику грести помедленнее. Здесь стояли богатые особняки, и, подавшись вперед и удобно подперев голову ладонями, она мечтала о жизни в одном из этих великолепных каменных дворцов, от которых к самой воде спускались ухоженные лужайки и газоны. Глядя жадными глазами на изумительные здания, Барбара задумчиво вспоминала их названия: Арундель-Хаус, Сомерсет-Хаус, Эссекс-Хаус… Дальше веселой путаницей островерхих крыш и разноэтажных зданий раскинулся Уайтхолл.
У Вестминстерского причала, чуть ниже Уайтхолла, они решили причалить: пора было размять затекшие ноги. С какой радостью Барбара поднялась по каменным ступеням, как всегда, влажным от солоноватых брызг, во двор нового дворца!
Однажды Роджер повел ее в Зал королевских торжеств — прекрасный образец архитектуры Иниго Джонса.
— Отсюда, — печально сказал Роджер, — король Карл шагнул навстречу смерти.
Барбара вздрогнула и поспешно отошла от залитого солнечным светом окна. Почему при мысли о чьей-то смерти так болезненно остро ощущаешь жизнь? Ей казалось, что она видит, как кровь струится по ее жилам, насыщая силой каждую клеточку ее тела.
Вдруг она схватила Роджера за руку и, охваченная безрассудной идеей, взмолилась:
— Пожалуйста, Роджер, давай заглянем в одну из знаменитых таверн. Ты знаешь их — «Рай», «Ад» и «Чистилище».
— Барбара, откуда тебе известны такие места? Молодым дамам не пристало посещать подобные заведения.
— Ерунда! Анна рассказывала мне, что заходила как-то в «Ад» и… — Она огляделась и понизила голос до шепота: —…и подняла тост за Черного Мальчика за морем. Роджер, прошу тебя, давай зайдем туда! — Барбара улыбнулась ему самой пленительной из своих улыбок, против которой, надеялась она, устоять было просто невозможно.
— Нет. — Тон Роджера не допускал возражений.
— Отлично. — Нижняя губка Барбары обидчиво опустилась. — Раз ты не хочешь, я схожу туда с кем-нибудь другим.
— Хорошо, пойдем, — нахмурился Роджер, — но не вини меня, если после этого тебе станет дурно.
Они зашли в таверну под названием «Чистилище», и Барбара действительно почувствовала легкое головокружение. Местечко было мрачноватое, тесное, и там дурно пахло. Прокисший сидр жег желудок. Но ей не хотелось показать, что Роджер был прав; чтобы скрыть дурноту, она оживленно болтала и даже украдкой подрумянила щеки, надеясь, что он не заметит ее бледности.
Роджер был милым спутником, но Барбаре хотелось, чтобы на всех лондонских прогулках ее сопровождал Филип. Порой она теряла голову, несмотря на настояния Филипа не афишировать их связь. В конце концов она отбросила всяческую осторожность. Ей так хотелось, чтобы Филип постоянно был рядом с нею и чтобы она могла открыто объявить всему свету о своей любви. Она упорно добивалась того, чтобы Филип сопровождал ее на приемы и в верховых прогулках, водил в кофейни и даже посещал с нею воскресные службы в церкви. Филип убеждал ее в том, что это неразумно, потом сказал, пожав плечами:
— Мне всегда приятно находиться в твоем обществе. Приказывай, я готов.
Барбара затрепетала от его слов. Конечно же, он любит ее! Она не сомневалась, что скоро он предложит ей выйти за него замуж. Теперь они много времени проводили вместе, Филип, склонив голову, слушал ее болтовню и улыбался ее шуткам.
Лондонские роялисты без конца устраивали приемы, которые зачастую повергали в печаль сердца тех, кому пришлось носить поношенные платья, пить дешевые вина и вспоминать роскошную жизнь при дворе короля Карла. Барбара водила Филипа на каждый прием, не обращая внимания на некоторую холодность роялистов по отношению к нему, не обращая внимания на разговоры, из которых следовало, что Филип изменяет своим, что его слишком часто видят в обществе пуритан.
Барбаре приходилось самым нелепым образом представлять Филипа людям, которых он знал всю жизнь. Она говорила: «Вы, разумеется, знакомы с лордом Честерфилдом?» — но истинный смысл этих слов был настолько очевиден, словно она заявляла: «Вы, разумеется, знакомы с моим любовником?»
Для опытного глаза их близость была неоспорима, а большинство глаз лондонского света были достаточно циничными и искушенными. Барбара понимала, что о ней говорят и даже радовалась этому. Она была уверена, что дорога Филипу и что он не допустит, чтобы их разлучили. Поэтому ее мало волновало, что сплетни могут дойти до ушей матери, и она не боялась, что ее могут отправить в деревню. Ей даже хотелось, чтобы мать попробовала отослать ее, тогда Филипу придется объясниться!
