Эми Фетцер - Смятение сердца
Сэйбл бросилась к ребенку, словно уже сами слова о грозящей ему опасности несли в себе реальную угрозу.
Малыш ненадолго проснулся, умилительно зевнул и широко раскрыл глаза, доверчиво глядя на свою юную тетушку.
У него не было сейчас никого, кроме нее, и Сэйбл вдруг ощутила это всем существом. Кроме нее и его отца. На всем свете не было места, более безопасного для Маленького Ястреба, чем объятия Черного Волка, и это означало, что ей придется продолжать путь.
Сэйбл расправила плечи, и на ее кротком лице появилось вызывающее выражение.
— Я обещала… нет, я поклялась, что доставлю его к отцу.
— Тебе не найти человека, достаточно безумного для роли проводника.
— Ты хочешь сказать, что все, буквально все боятся этого индейца?
Феба поджала губы. В ее глазах было что-то сродни презрению, смешанному с испугом.
— Если есть человек, который возьмется проводить меня, назови его!
— Такой человек есть, но поверь мне, Сэйбл, в жестокости он не уступит Черному Волку.
Глава 4
Тяжело опершись локтями о стойку, Хантер Мак-Кракен уставился в золотистые глубины своего полного стакана. Он не помнил, какая по счету порция это была. Вдоволь насмотревшись на виски, он поднял голову. Перед ним предстало зрелище куда менее привлекательное: собственное отражение в зеркале, укрепленном между полками со спиртным.
«Боже ты мой, что это еще за образина?»
Сообразив, что видит себя, Хантер провел пальцами по нечесаным, отросшим до плеч волосам. Бриться он перестал прошлой осенью, и теперь подбородок украшали несколько дюймов спутанной черной бороды. В целом все это выглядело отталкивающе. Впрочем, те, с кем он общался, — завсегдатаи салунов и шлюхи, которых он иногда покупал на ночь, — не возражали против такого его внешнего вида.
Хантер поднял было к губам стакан, но помедлил, так и не осушив его. Кроме его жуткой физиономии в зеркале виднелась женская фигурка, стоящая у него за спиной. Он бросил вопросительный взгляд на бармена, который водил тряпкой по выщербленной стойке, постепенно приближаясь к Хантеру.
— Стоит и стоит, минут пять будет, как стоит.
Бармен ухмыльнулся, подразумевая, что Хантер слишком накачался виски, чтобы замечать окружающее. Холодный взгляд, который моряк сравнил бы с акульим, мазнул его по лицу. Бармен замахал руками и отступил, сожалея о неосторожном замечании.
— Я только хотел… о черт, Хант, она весь город обегала, выспрашивая про тебя!
Опустошив стакан и сделав знак снова наполнить его, Хантер повернулся к стойке спиной и скрестил руки на груди. Некоторое время он молча разглядывал индианку.
Она была закутана до самых глаз, как монахини в монастырях особенно строгого устава. От макушки до поясницы ее драпировала поношенная коричневая шаль, почтительно склоненная голова и ссутуленные плечи терялись в ее тяжелых складках, даже руки были упрятаны так, что их невозможно было рассмотреть. Юбка из оленьей кожи (явно знававшая лучшие времена) почти касалась подолом пыльного пола салуна. Лицо было закрыто, виднелись только потупленные глаза и прядь угольно-черных волос. И так она стояла — очевидно, не осмеливаясь бросить взгляд или шевельнуться. Несмотря на это, ее неподвижная фигура завладела вниманием посетителей салуна, и они постепенно стягивались вокруг нее и Хантера, пока не образовали тесный кружок. Пришлось наградить особо назойливых свирепым взглядом. Толпа отступила.
— Чего тебе нужно? — спросил Хантер, закончив осмотр. Он мог бы поклясться, что индианка сжалась, хотя движение больше угадывалось, чем бросалось в глаза. Она ответила резковатым гортанным голосом, на языке шайен.
— Нет! — отрезал он в ответ и отвернулся к стойке (у него не было настроения даже обсуждать услышанную глупость).
— Похоже, до нее не дошло, — со смешком заметил Нат Барлоу, который успел вновь подступить к самому локтю Хантера.
— Я сказал, нет! — рявкнул тот, поймав в зеркале отражение женской фигуры, потом повторил то же самое жестом, с тем же результатом.
— Чего она хочет, эта скво? — полюбопытствовал Барлоу.
— Чего бы она ни хотела, это не твое собачье дело! Хм… она хочет, чтобы я отвел ее к сиу.
— К сиу, скажите на милость! — Барлоу насмешливо ухмыльнулся, подергивая свои жидкие бакенбарды. — Чего ж ты отказываешься?
На щеках Хантера заходили желваки, но он промолчал.
— Да ей-богу, отведи ты ее туда, где ей самое место. Белым будет легче дышать.
— Тебе кто-нибудь уже говорил, Барлоу, что у тебя слишком длинный язык? — мрачно поинтересовался Хантер, поднося к губам очередную порцию виски.
— Не заводись, Хант. — Довольный тем, что ему удалось вызвать у зрителей смешки, Барлоу пропустил предостережение мимо ушей. — За твои усилия краснокожая сучка позволит себя валять под кустами…
В следующее мгновение он уже летел через шарахнувшуюся толпу от мощного толчка в грудь. Женщина есть женщина, независимо от цвета ее кожи, подумал Хантер, прикидывая, не закончить ли дело и не освободить ли свет от вонючего ублюдка. Никто не вступился за Барлоу, никто даже не издал возгласа удивления: завсегдатаи знали, что Хантер особенно скор на расправу, когда пьян, а в этот день он принял даже больше обычной дозы.
— Я заплачу, — вдруг сказала индианка на шайен.
Угрюмый взгляд Хантера переместился с Барлоу, который возился на полу, поднимаясь на ноги и потирая тощий зад, на отражение в зеркале. До чего же она маленькая и хрупкая, почему-то подумал он. Он не удостоил женщину ответа, уперев локти в стойку и описывая носком одной ноги неровные полукружия вокруг другой. Несмотря на сильное опьянение, он по-прежнему твердо держался на ногах.
Сэйбл с ужасом заметила, что ее начинает бить нервная дрожь. Это могло кончиться плачевно: весь маскарад пойдет насмарку. Когда четверть часа назад она вошла в салун, ей удалось поймать в зеркале отражение этого типа по имени Хант. С тех пор она не поднимала взгляда, но и без того помнила, как он выглядел: отвратительное огородное пугало, замызганное и обшарпанное. Как быть, если придется провести несколько недель в непосредственной близости от него? Она решила, что постарается сохранять дистанцию, чтобы не задохнуться. К тому же он был громаден, как медведь гризли, да и похож на все что угодно, только не на цивилизованного человека: куча тряпья да волосы, волосы везде, даже на горле, в приоткрытом вороте несвежей рубашки!
Ей стоило немалого усилия высвободить из-под шали руку, в которой был зажат кожаный мешочек. Затаив дыхание, она протянула его в направлении Хантера. До сих пор все шло хорошо, все шло так, как предполагали она и Феба. Они продумали каждый шаг, отрепетировали каждое слово. Кроме ссоры, которую нельзя было предусмотреть, разговор двигался гладко. Сэйбл знала, как плохо ей удается ложь, и потому старалась прибегать к ней лишь в самом крайнем случае. Обман, на который пришлось пойти в этот раз, превосходил все, что она могла себе вообразить, и только мысль о племяннике, о его личике меднокожего ангела и о том, как дорого он мог заплатить за ее нерешительность и щепетильность, помогала Сэйбл играть свою роль.
