Луиза Аллен - Запретная драгоценность
— Это неприлично, — удалось выговорить девушке, пока ее разум приспосабливался к новым ощущениям: к ее мягкой плоти прижималось твердое мужское тело. И ей понравились эти ощущения. Все.
— Верно, неприлично.
Ник скатился с нее и одним плавным движением поднялся на ноги. «Он податлив, как молодой саженец», — сказала когда-то Парави. Анушу окатило волной жара.
— Простите, не смог удержаться. Вы напоминали рвущуюся с поводка собаку.
— Я прислушивалась к возможным выстрелам, — как могла, с достоинством ответила Ануша, несмотря на двусмысленное положение, в котором оказалась, и переполненность чувством, которое, к ее ужасу, очень напоминало плотское желание. — Они ушли?
— Да. Без сомнения, сочли, что только полный идиот отправится в столь дикие места, имея лишь двух лошадей и одну принцессу.
Он явно издевался.
— Значит, вы действительно идиот?
Ник протянул ей руку и помог подняться.
— Нет, но тем не менее поступлю именно таким образом — отправлюсь в дикие места с двумя лошадьми и принцессой.
Он стянул с лошадей скатанные одеяла и, свистнув, заставил животных подняться. Те встряхнулись от пыли, как собаки.
— Мы проедем еще около лиги, и когда окажемся вне пределов досягаемости, я подстрелю нам что-нибудь на обед, тем самым опустошив мушкеты. Мы поедим, немного отдохнем, и я покажу вам, как надо заряжать. — Он поднял одно из ружей и с усмешкой посмотрел на нее. — Правда, подозреваю, для этого вам придется на что-нибудь встать, мисс Лоуренс.
— Не называйте меня так.
Он относился к ней без всякого почтения, но с английской официальностью звал по имени, которое она отвергала. Это невыносимо.
— А как тогда? Ануша?
— Ануша, — осторожно согласилась она и добавила: — Ник.
Они вновь оседлали коней и безмолвно продолжили путь, хотя теперь молчание уже не так тяготило.
Проехали еще две лиги, Ник остановился. Оставил Анушу с лошадьми, а сам с оружием осторожно направился в ближайший кустарник.
— Утоли жажду и забирайся в тенек, — велел он наконец.
— Слушаюсь, майор, — пробормотала она в ответ, повинуясь.
Прозвучали четыре выстрела, Ник вернулся с добычей — зайцем и рябчиком. Ануша знала, что для охоты с мушкетом это вполне хорошая добыча.
Ник устроился рядом в маленьком клочке тени и потянулся за флягой. Ануша смотрела, как он пьет, вода двумя струйками стекала по небритому подбородку, а когда он глотал, было видно, как вздергивается кадык.
— Ты воин, тебя забрали со службы, — сказала она, когда он опустил флягу и вытер губы тыльной стороной руки. — Почему за мной не послали представителя Компании?
— Могло случиться нечто такое, что случилось. К тому же я в определенном смысле представитель-посредник. Исполняю роль связующего звена между армией и королевским двором, когда того требуют нужды Компании.
Вот почему он так отлично говорит на хинди.
— Но ведь это поручение моего отца, а не Компании.
— Когда дело касается твоего перемещения в Калькутту, их интересы совпадают, — сухо ответил Ник. — Кроме того, твой отец занимает такое почетное положение, что, пожелай он отослать меня по сугубо личному делу, никто бы не стал возражать.
«Сэр Джордж мне как отец», — обмолвился он, тогда в его голосе звучали глубоко скрытые чувства. Слова, впрочем, казались довольно загадочными.
И вот сейчас, глядя на его расслабленную широкоплечую фигуру, она внезапно подумала о единственно возможной разгадке, и ее словно ударило чувство, отдаленно напоминающее ревность.
— Ты сын моего отца? — резко спросила Ануша.
— Конечно нет! — Ник, нахмурившись, глянул на нее. — Как тебе такое пришло в голову?
— Ты на него похож, и ты сам сказал, что он тебе как отец.
Она почувствовала себя идиоткой. Но подозрительной идиоткой.
— Я не похож на него. Мы с ним одинакового роста и сложения, но глаза у меня зеленые, а у него серые, как у тебя. У него нос с горбинкой, мой прямее. И волосы у меня более светлые.
Отчего это облегчение? Будь он ее единокровным братом, нечего опасаться его как мужчины. И своих необузданных желаний — тоже.
— Иначе говоря, если ты испытываешь к нему столь сильные чувства, значит, твой настоящий отец мертв?
— Нет, он живет в Англии. Я не видел его уже двенадцать лет. С тех пор, как он отослал меня в Компанию на должность писаря в семнадцатилетнем возрасте.
— Простого клерка? Но это очень скромная должность для джентльмена.
Она, разумеется, не стала бы ревновать, окажись Ник ее братом. Это мелочно, ведь она не питает к отцу никаких нежных чувств. Да одари он ее целым выводком сестер и братьев по всей Калькутте, ее волновало бы только одно: столь же ужасно, как с ней и ее матерью, он обращался с ними? Ей не хотелось думать об отце. Зачем? Они оба не желают иметь друг с другом ничего общего. Стоило бы забыть его, но застарелая боль не позволяла. Душевная рана вечно ныла, обнажая ее слабость.
— Должность писаря — первая ступенька карьерной лестницы, — объяснил Ник. Казалось, он ушел в себя и не замечает глупых эмоций, отразившихся на ее лице. — Усердно работая и с толикой удачи он быстро заработает повышение и не останется бедняком. Если сохранит себе жизнь.
— Тогда ты, наверное, был рад такой возможности.
Ник нахмурился, как от неприятных воспоминаний.
— Рад? Нет, я был в ужасе. И отказался от предложения отца. Не имел я карьерных амбиций. Не хотел заниматься торговлей и покидать Англию. И что еще хуже, я сам не понимал, чем хочу заниматься. Тогда он избил меня и лишил пособия, когда же и это не сработало, насильно доставил на корабль, отправлявшийся в Индию. По пути я подхватил лихорадку и чуть не умер. Но Мэри — леди Лоуренс — спасла меня. Она притащила меня к своему мужу, как полудохлую крысу, и он принял меня в свой дом.
Ануша напряженно застыла. Леди Лоуренс — жена отца, женщина, на которой он женился до того, как приехал в Индию, и которая отказалась поехать с ним. А затем, спустя пятнадцать лет, решила, что обязана находиться рядом с мужем. Отец, вместо того чтобы приказать жене оставаться в Англии, как сделал бы любой обиженный муж, позволил ей прибыть в Индию и отказал от дома матери Ануши, Сарасе, и отослал ее к брату-радже.
Своевольная жена-ослушница, не способная родить ему детей, получила все, а верная женщина, которая была и ему другом, и матерью его дочери, все потеряла.
Ануша до сих пор ярко помнила события того дня. Когда мать сказала, что им придется уехать, Ануша не поверила, несмотря на слезы и приготовления к отъезду. Английское судно прибыло рано утром, и они еще находились в доме, когда леди Лоуренс появилась на пороге со всем своим багажом и толпой родственников сэра Джорджа. Сараса закрылась в женской половине дома и приказала слугам немедленно погрузить вещи на вьючных животных. Не хотела ждать, пока незваная гостья выставит ее из родного дома.
