Шарлин Рэддон - Навеки моя
– Не сомневаюсь в этом, – видение запертой спальни Хестер возникло у него перед глазами одновременно с необъяснимым убеждением, что Эри никогда бы не поступила подобным образом. – Ему крупно повезло. По правде говоря, меня очень интересуют ваши побуждения – ведь требуется недюжинное мужество, чтобы пуститься в одиночку через всю страну, дабы вверить свою жизнь незнакомому человеку.
Его чувствительность заставила ее вновь вспомнить свои переживания. Как он может быть настолько проницателен, настолько точно разобраться в том, что у нее на уме? Она страстно захотела рассказать ему о своем страхе, спрятать лицо у него на груди и принять то утешение, которое он может ей предложить. Но это был бы выход из положения, достойный труса и несправедливый по отношению к Бартоломью, не говоря уже о его жене.
Глотая слезы, она повернулась спиной к окну и к тем мечтам, погрузиться в которые ее приглашала луна. Выдавленная улыбка была тоскливой, но ее голос был ровен.
– У меня ничего больше не осталось дома, мистер Нун, не считая одиночества. Здесь у меня, по крайней мере, есть возможность насладиться новым окружением и попытаться, – она подумала о своем радостном возбуждении несколько недель назад, когда она получила уведомление о том, что принята в Общество орнитологов Цинциннати, и ее голос дрогнул, но она гордо задрала подбородок и закончила, – попытаться добиться успеха в работе.
Бартоломью приподнял бровь, слушая ее. Ему раньше никогда не приходило в голову, что замужество для женщины может означать успешную карьеру. Эри Скотт определенно отличалась от тех женщин, которых он знал по Тилламуку и по Корваллису, где он проучился почти целый семестр в университете перед тем, как случившийся с отцом паралич вынудил его возвратиться на ферму. Он подумал о том свободном духе, который носился по студенческому городку и заставлял их ходить с лозунгами и обличать традиции, приковывавшие женщин к дому, домашнему хозяйству и мужу. Эри была умна и независима. Она не будет подчиняться никаким традициям, кроме собственных правил, и, тем не менее, он был уверен, что она никогда не станет насмехаться над убеждениями других людей или пытаться навязать им свой образ мыслей.
Великий Боже. Он знает ее всего один день и уже почти влюбился в нее.
Он предпринял стратегическое отступление.
– Я восхищен вашим оптимистическим взглядом на жизнь, мисс Скотт. Я уверен, что независимо от того, кто вы и что вы, вы найдете свое место в жизни и свое счастье. А теперь мне лучше позволить вам отправиться в постель. Меня ждут мальчики.
– Сначала, я полагаю, мне надо… ах… – щеки ее медленно порозовели. – Не могли бы вы показать мне?..
Бартоломью скрыл улыбку:
– То, что вам нужно, находится сзади за домом. Пойдемте, я покажу вам дорогу и заставлю Пудинга вести себя спокойно. Вам лучше надеть пальто, снаружи холодно.
Она взглянула на себя и ахнула, внезапно осознав, что стояла здесь и разговаривала с ним, одетая только в ночную сорочку. Она прикрыла руками грудь и взглянула на него, но он уже повернулся к ней спиной, направляясь в кухню, ничем не выказывая, будто между ними произошло что-либо неординарное. Эри запахнула свое пальто и последовала за ним.
Когда она сделала, что хотела, и вышла к нему, он проводил ее обратно в гостиную, пожелал ей спокойной ночи, прикрутил лампу и растворился в изобилующем темными уголками холле.
Эри уютно устроилась под теплым стеганым одеялом и спросила себя, что имела в виду Эффи, когда говорила, что мистер Монтир – неподходящий материал для мужа. Увлечение бейсболом вряд ли можно считать веской причиной для того, чтобы презрительно отзываться о мужчине как о муже. Она надеялась, что он будет нежным и чутким, как его дядя. У Бартоломью Нуна были самые сострадательные глаза, которые она когда-либо видела. Глаза, такие же темные, как крепкий греческий кофе, который ее мать варила по праздникам, сладкие, как мед, и полные тайны.
Воображение вдруг нарисовало ей Туте Олуэлл, тайком пробирающуюся в постель Бартоломью. По крайней мере, пока он спит в комнате мальчиков, это ей не удастся. Эри зевнула. Уже засыпая, она представила себе, как он поднимает покрывала, приветствуя ее, а затем принимает ее в свои крепкие объятия. Она почувствовала тепло его сильного тела, вообразила, как его губы приближаются к ее губам, и нечто странное, таинственное и прекрасное зашевелилось где-то глубоко внутри нее.
Бартоломью лежал на детской кроватке Марка, его ноги свисали с края матраца, в темноте тихонько сопели мальчишки, а он вспоминал проповедь Неемии об искушении. Старик был прав: проводить столь много времени наедине с женщиной, которая ему не принадлежит, – рискованное мероприятие. Он и сам это почувствовал, стоя в темноте наедине с Эрией Скотт. Девушка возбуждала его сильнее любой из женщин, которых он когда-либо знал, ее образ вызывал у него видения того, что могло бы между ними произойти, оставляя его еще более неудовлетворенным своей нынешней жизнью. Это было опасно. Это было неправильно.
Чувство беспомощности, такое сильное, что он даже подумал, а не дурное ли это предчувствие, преследовало его. И вдруг, как будто нечто ударило его в солнечное сплетение, все встало на свои места.
Ощущение предопределенности, которое посетило его в утро кораблекрушения – в тот самый день, когда Причард объявил о своей будущей женитьбе, – не имело ничего общего с той трагедией. Нет, именно об опасности стать жертвой слепого влечения к женщине, принадлежащей другому мужчине, – вот о чем его предупреждали высшие силы. Это было бы поражением, он просто обязан его предотвратить.
Он молился о том, чтобы видимые за окном спальни дождевые облака, закрывающие небо, рассеялись и он и его чуточку слишком привлекательная подопечная добрались бы до дому как можно быстрее, как можно благополучнее и как можно невиннее.
ГЛАВА ПЯТАЯ
На следующее утро, когда Бартоломью и Эри готовились покинуть Олуэллов, Неемия настоял на том, чтобы вознести молитву об их благополучном путешествии. Небо разъяснилось, и день обещал быть погожим.
Бартоломью наклонил голову, но, вместо того чтобы закрыть глаза, он изучал скромно сложенные ладошки Эри. Крошечные ладошки, совсем как те прозрачные орхидеи, которые он встречал в лесу возле маяка.
Когда повозка отъезжала от дома, он наклонился поближе к Эри, чтобы звон цепей и грохот колес заглушили его слова:
– Будьте благодарны, что мы улизнули после первой же молитвы. Сегодня воскресенье, так что вся семья будет целый день напролет выслушивать, как Неемия читает Библию и молится обо всем, начиная с прощения грехов и заканчивая откладыванием яиц несушками.
