Эми Фетцер - Невеста рыцаря
— Ирландией правит Англия, Шинид. Ирландия давно завоевана! Признай этот факт, и дольше проживешь!
— Не угрожай мне, Пендрагон.
— Я не угрожаю тебе, — с недоброй усмешкой процедил Коннал, — я всего лишь говорю правду. Раз так сказал Ричард, значит, так тому и быть!
— Не так, покуда я хозяйка Девяти Лощин. Возвращайся в свою Палестину, к своему королю, и веди с ним его священные войны. Ты сделал свой выбор много лет назад. Ирландия в тебе не нуждается.
Конналу показалось, что она вонзила нож в его сердце. Душа его истекала кровью, но он не желал знать, насколько глубока рана. Шинид упрямая, самоуверенная девка, и он устал от этого бессмысленного спора. Коннал провел рукой по волосам, тихо выругался, призывая себя к спокойствию, и наконец спросил:
— Шинид, скажи ради Бога, почему тебя все время тянет сражаться?
— Я не могу выйти за человека, которого не уважаю. Коннал вскинул голову, уперся в нее взглядом и опустил руку.
Наверное, сильнее нельзя ранить человека словами. Коннал не понимал, отчего он не мог пропустить сказанное ею мимо ушей, не принять ее слова близко к сердцу. Как бы там ни было, слова ее ранили его, а сейчас она подсыпала соли на свежую рану.
— Я тоже не хочу иметь женой бешеную ведьму и тем не менее буду твоим мужем. И мне все равно, уважаешь ты меня или нет.
Она вскинула подбородок, и голубые глаза ее были холодны, а взгляд тяжел.
— Нет, Коннал О'Рурк Пендрагон. Ты не будешь моим мужем. — Голос ее дрогнул, и Коннал тоже вздрогнул, как от боли. «С чего бы это?» — подумал он. — Но если ты ищешь брака со мной из-за того, что дал слово своему корою, — она подняла меч, держа его острием вниз, сжимая рукоять обеими руками, — тогда ты должен завоевать мое сердце.
Вскинув голову, она исчезла. Просто растворилась в воздухе.
Коннал, беспомощный в своем гневе, обвел взглядом опустевшую комнату, в которой о недавнем присутствии Шинид напоминало лишь облачко красноватого дыма. За несколько минут она заставила его испытать больше обид, чем все враги, вместе взятые, за дюжину прожитых лет.
«Повернул меч против своего народа. Ирландия в тебе не нуждается. Предатель. Предал свою страну». Мужчина, которого она не может уважать. Слова ее звучали в его голове, отдавались эхом, жгли мозг. Коннал схватился за голову обеими руками. Сердце как бешеное колотилось в груди, его терзало жуткое желание ее задушить. Да он убивал и за меньшие проступки. И совершал такое, от чего позже испытывал стыд. Он видел такое, что не должен видеть смертный. Стоило об этом вспомнить, и его начинало мутить от ужаса и стыда. Но за все это он уже поплатился.
А теперь ему предстояло вытерпеть куда больше за право назвать своим небольшой клочок родной Ирландии.
Коннал отнял руки от головы, призывая себя быть беспристрастным. Он не считал себя предателем, но ведь она сказана, что не уважает его, и он решил, что более тяжелого обвинения не может бросить женщина своему будущему мужу.
И этого он ей не простит.
Коннал распахнул дверь и направился к родителям Шинид, стоявшим возле очага.
Фиона посмотрела за его плечо:
— Где она?
— Исчезла.
— Исчезла? Что ты ей сказал?
— Правду. Что мы должны стать мужем и женой и она не может ничего изменить.
Фиона со стоном повернулась к мужу:
— Господи, неужели, чтобы называться истинным рыцарем, человек должен стать бесчувственным и бестактным? — Покуда Рэймонд подыскивал слова в свое оправдание, ибо именно он сделал из Коннала рыцаря, Фиона снова повернулась к Конналу: — Что еще?
— Простите, миледи, но я бы предпочел, чтобы это осталось между мной и Шинид.
— Тогда не надо было так кричать, — вклинился в их разговор неожиданно выросший за спиной Коннала Гейлерон.
— Милорд, — начал было Коннал, изо всех сил стараясь сохранить любезный тон. — Зачем было давать женщине право хозяйничать и распоряжаться на этой земле?
Рэймонд непонимающе вскинул бровь.
— Я хочу сказать, почему бы не оставить это право мужчине? Как принято в Ирландии.
Фиона пристально посмотрела на Коннала.
— Ты не знаешь почему? Женщины, — чеканя слова, заговорила Фиона, — не любят воевать. С тех пор как Шинид взяла бразды правления в свои руки, на нашей земле царит мир.
— Наверное, успешно править ей помогает магия? Фиона удивленно округлила глаза.
— Ты вновь меня удивил, Пендрагон. Магия едва ли может в этом помочь. Свободная воля — это не та стихия, которой можно управлять.
Коннал осознал свою ошибку и почтительно поклонился миледи, в душе радуясь тому, что суета и шум, сопровождавшие подготовку к пиру, несколько смазали впечатление от его слов.
— Простите, миледи, я не хотел никого обидеть. Фиона милостиво кивнула.
— Ты все еще цепляешься за старые обиды, Коннал, а старые обиды имеют свойство притягивать новые.
Коннал вздохнул и потер лоб. «Здорово, — подумал он. — Теперь я разгневал вторую колдунью и отца первой». Он не мог понять, как случилось, что он потерял контроль над ситуацией. Ответ пришел скоро: это все Шинид со своим колдовством. Он поклялся себе, что не будет реагировать на ее обвинения, но, видно, напрасно. Эта женщина играла на его нервах, как арфистка на струнах. И от ее игры душа у него болела.
— Мне надо поговорить с ней прямо сейчас, Фиона схватила его за локоть, не дав уйти.
— Зачем тебе это?
— Мы должны договориться. Вы поймете, вы ведь тоже были в такой ситуации, когда король велел Рэймонду взять в жены ирландку. Я должен… мы должны повиноваться.
— Да, это я понимаю, но какие чувства ты к ней испытываешь?
Коннал кашлянул и неожиданно хриплым голосом сказал:
— Ничего из того, что можно назвать нежными чувствами. Черты лица Фионы заострились. Взгляд ее пронизывал.
Рэймонд, скрестив руки на груди, молча наблюдал за происходящим.
— Я никогда не обижу ее, не причиню вреда, и я хочу, чтобы вы это знали. Правда, начало получилось не очень хорошим.
«Не очень хорошее начало — слишком мягко сказано», — подумал Коннал. Скорее надо признать, что с момента его появления здесь у них с Шинид все получалось из рук вон плохо. Но и тогда, тринадцать лет назад, все закончилось не лучше, чем началось теперь. Он вспомнил, как Шинид девочкой криками ободряла его во время тренировок. Она мешала ему сосредоточиться, она мешала ему общаться со сверстниками, ибо они смеялись над ним, дразнили за то, что завел себе такую подружку. Сколько раз ему приходилось драться из-за нее! Он должен был трудиться втрое упорнее остальных, чтобы его не считали любимчиком наставника.
Ему пришлось ее оттолкнуть. Пришлось. Он не хотел. Шинид была девочкой, а он пытался стать мужчиной, завоевать право называться рыцарем. Он знал, что поступал жестоко, но он не мог жить той жизнью, какой хотел, потому что этот младенец в платье путался у него под ногами. Он не сожалел о том, как поступил с ней тогда, и сейчас не начал затевать все заново, повторял он себе, и все же… И все тот день, когда он положил конец ее назойливости, стал последним днем, когда она говорила с ним как с другом.
