Барбара Картленд - Невинная наследница
— Ваша светлость!
Лицо старика было красноречивее всяких слов. У Равеллы на глазах появились слезы.
Герцог повернулся к съежившемуся управляющему:
— Вы покинете мое поместье сегодня же. Вы не получите плату, и я не дам вам рекомендации. И если вы появитесь здесь еще, вы пожалеете об этом.
Не говоря больше ни слова, герцог развернул экипаж и отправился обратно тем же путем, каким они приехали.
— О, пекки! — закричала Равелла. — Это было замечательно! Я счастлива!
— Все это очень хорошо, — мрачно сказал герцог, — но вы лишили меня управляющего. Возможно, раз вы знаете так много о подобных вещах, вы скажете мне, где я могу найти другого?
Равелла нисколько не была смущена его насмешливым тоном.
— Вам надо кого-нибудь местного, — сказала она. — Кого-нибудь, кто понимает проблемы этих людей, любит ваше поместье и хочет приносить пользу.
— И где я найду такое чудо? — спросил герцог.
— Поедем и спросим викария. Священники, если они хорошие, всегда знают, что лучше для их прихожан.
— Будь я проклят, если знаю, куда еще вы меня заведете! — воскликнул герцог, и тон его был одновременно и забавляющимся, и раздраженным. — Это более чем достаточно: за последние десять лет я впервые посещаю собственного викария.
Глава 4
Преподобный Теодозиус Холлидей был и ученым, и джентльменом. Его не заставляли служить в церкви, как обычно бывает с младшими сыновьями. Его отец был достаточно состоятельным человеком и хотел купить Теодозиусу патент для службы в гвардии. Однако после двух лет, проведенных в Оксфорде, где он заслужил репутацию выдающегося теолога, Теодозиус Холлидей решил посвятиться в сан, так как он был убежден, что святая церковь предоставит ему больше времени для чтения ученых трудов, чем любая другая карьера.
Были моменты, когда семья надеялась, что он станет епископом, но их иллюзии быстро развеялись, потому что Теодозиус, женившись на женщине, имевшей и голову, и деньги, предпочел жить в отдаленном деревенском приходе, где стремления его паствы не противоречили его собственным абстрактным интересам.
Когда он был молод, семья постоянно требовала от него проявления талантов. Когда женился, жена заставляла его получать осязаемую пользу от его учения, и трактаты, хотя и скучные, были, главным образом, ее достижением. Но миссис Холлидей умерла на пятидесятом году жизни. Когда прошло первое чувство утраты, Теодозиус, говоря метафорически, задрал ноги на камин, отказался от неравной борьбы за подтверждение своего ума и пристрастился к безудержному чтению, как пьяница к винному погребу.
Однако он не был настолько не от мира сего, чтобы репутация его патрона и скандалы, касающиеся герцога, не проникали в его убежище. Когда горничная благоговейным писком объявила о прибытии его светлости и Равеллы, викарий поднялся с кресла, в котором читал. При виде герцога удивление на его лице сменилось суровостью.
Хотя герцог редко снисходил до объяснения своих поступков, в этот раз по причинам, которых не мог объяснить даже себе, он сказал:
— Мисс Шейн — моя подопечная, викарий. По неожиданным обстоятельствам она остановилась в Линке прошлым вечером. По ее настоянию мы приехали просить вашей помощи.
Викарий удивился.
— Моей помощи, ваша светлость? — спросил он. Наконец, объяснение дошло до него, и он добавил: — Боюсь, ваша светлость не знает, но моя жена умерла пять лет назад.
— Я не знал об этом. Примите мои искренние соболезнования.
Викарий склонил голову:
— Благодарю, ваша светлость.
— Но ваше предположение ошибочно, — продолжал герцог. — Мы здесь не из-за мисс Шейн лично, которая, хотя мне это кажется удивительным, находит мою защиту вполне достойной.
Тон герцога был язвительным: его раздражало, что викарий подозревает зло там, где в данный момент его нет. Его тон заставил бы задрожать более слабого человека, но преподобный Теодозиус, в отличие от большинства людей, сталкивающихся с герцогом, его не боялся.
— Мисс Шейн, — сказал он спокойно, твердо встречая взгляд герцога, — конечно, лучший судья в этом вопросе.
— Несомненно, — насмешливо улыбнулся герцог.
Равелла переводила глаза от одного к другому, видя, что между ними происходит сражение, но не понимая причины. Она лишь чувствовала, что этот обмен колкостями создает атмосферу вражды. Она инстинктивно бросилась напролом.
— О, пекки, — сказала она, — можно я сама скажу викарию, зачем мы приехали? — не дожидаясь разрешения, она нетерпеливо повернулась к старшему: — Понимаете, сэр, мой опекун только что узнал, каким подлым способом мистер Гристл, его управляющий, грабил арендаторов. Желая навести порядок, его светлость выгнал этого ужасного Гристла. Но теперь ему очень нужен новый управляющий.
— Уволил Гристла? — воскликнул викарий. — Честное слово, это удивительно!
— Это было удивительно, — улыбнулась Равелла. — Но мы, я имею в виду моего опекуна, подумали, что вы знаете всех в приходе и, возможно, предложите кого-нибудь, чтобы занять это место.
Викарий перевел взгляд с ясного лица Равеллы на герцога:
— Вы действительно уволили Гристла, ваша светлость? Я много слышал о нем и знал, что его не любят, но посоветовать вам… — Викарий потер лоб. — Одну минуту, ваша светлость, у меня появилась мысль. Позвольте мне представить вам моего сына Адриана. Он живет здесь со мной. К сожалению, вынужден сказать, что он не желает учиться и его образование приводит меня к глубокому разочарованию. Но он увлечен сельским хозяйством и знает о здешних обитателях гораздо больше меня. Это от него я узнал об отвратительном поведении Гристла.
— Здесь ли ваш сын? — спросил герцог.
— Я уверен, он в саду. Хотя мы можем позволить себе держать садовника, Адриан сказал, что любит копать. Если вы позволите, я позову его.
Викарий подошел к французскому окну, открытому прямо в сад. Громким, хорошо поставленным голосом он позвал сына, и они услышали ответ.
Равелла взглянула на герцога и улыбнулась. Он встретил ее взгляд, но выражение скуки на его лице не изменилось… Он указал на стул у камина:
— Нас не пригласили сесть, но думаю, наш хозяин хотел бы, чтобы вы присели.
— Думаю, он забыл о манерах, потому что удивился, увидев вас, — прошептала она.
Герцог не ответил, потому что в этот момент викарий вошел через окно. Его сопровождал сын, поспешно надевавший сюртук, который он, очевидно, снял, пока копал.
Адриан Холлидей был высоким, хорошо сложенным человеком. Он не обладал тонкими чертами отца, но загорелое лицо было приятным, а глаза смотрели ясно и честно. Видно было, что он удивился и смутился, увидев, кто ожидает его, но воспитание позволило ему вполне прилично приветствовать герцога и Равеллу.
