Дженнифер Эшли - Нежданно-негаданно
Тут Джек, опомнившись, воскликнул:
– Ардмор, так мы идем в пещеры?!
Джеймс взглянул на него, потом, еще раз возбуждающе посмотрев на Диану, повернулся и жестом поманил Джека за собой.
– Леди Уэрдинг, – сказал лейтенант, вежливо кланяясь. Затем последовал за Джеймсом по тропе к маленьким воротам.
Диана снова встала на четвереньки и, воткнув лопату в землю, продолжила борьбу с непослушными сорняками. Сидевшая рядом Изабо что-то мурлыкала себе под нос.
В этот раз Джеймс уже быстрее шел по этой дороге. Теперь он знал путь, – кроме того, теплое воспоминание о том, как Диана бросилась в его объятия, ускоряло шаг. Она была для него загадкой. Он чувствовал в ней не только желание, но и сильный страх. Она состояла как будто из множества слоев, которые он хотел поскорее счистить и узнать, что под ними прячется.
Напряжение было очевидным: мышцы ее рук и спины сжались, едва она заметила его появление. Неотразимо смотрелись растрепанные ветром кудри, спадавшие с плеч; корсет был расстегнут сверху, и лишь неимоверная сила воли не дала ему тронуть остальные пуговицы. Он бы продолжил сладостный соблазн, не появись Изабо с лейтенантом.
Джеймс хотел ее. Такого глубокого, плотского желания он уже давно не испытывал. Эта женщина была создана для любви. Она испытывала к нему те же чувства, но боялась их.
Когда Изабо вырастет, она станет такой же обольстительной, как ее мать. Сегодня она, искрометно улыбаясь, подарила ему диковинную витую ракушку. Именно ему, Джеймсу, а не Джеку или даже своей маме. Он положил эту вещицу в карман, и она немного согревала его.
– Кажется, ты ей нравишься, Ардмор, – послышался за спиной довольный голос Джека. Тяжело дыша, лейтенант шел следом, спускаясь вниз и снова взбираясь по заросшей тропе.
– Изабо? По-моему, ей… чуть рановато.
Джек усмехнулся:
– Я имел в виду очаровательную леди Уэрдинг.
Джеймс остановился перед нишей в скале, которая вела к пещерам.
– Да, она действительно очаровательна.
Глаза Джека заблестели.
– Ага! Чувство вернулось! Вас обоих сюда забросило. Берегись, как бы голова в петле не оказалась.
Джеймс вздрогнул:
– Что?
– Не успеешь оглянуться, как будешь женат. Благо если тебе сообщить не забудут. Но ведь прелестная леди Уэрдинг заслуживает этого, правда?
Он даже погрустнел.
Джеймс прислонился к скале, скрестив руки на груди. Его всегда расстраивали подобные мужские разговоры.
– А ты что, влюбился в нее?
Джек отвел взгляд, удивленный тем, что задел-Джеймса. Он мог хоть каждый день играть с Дианой на пляже, и это не значило бы ничего серьезного. Джеймс, в свою очередь, вел более серьезную игру. Впрочем, как и всегда. С другой стороны, Джек был англичанином и, кроме того, моряком – это говорило в его пользу. Возможно, память к нему больше не вернется. Он мог жениться на Диане и остаться здесь. Ее отец благословит их. Будет полная семейная идиллия.
Джек снова повернулся. Его серые глаза смотрели холодно и настороженно.
– Я мог бы сходить с ума по Диане Уэрдинг. Господи, да и любой на моем месте! Только не ты, Ардмор. – Он помолчал, потом с легким испугом в голосе добавил: – Я мог бы стать этим «любым».
– Ты мог быть лейтенантом на английском фрегате, – сухо ответил Джеймс. – Им ты и являешься.
Джек стал задумчиво рассматривать поросль суккулентов на камне.
– Мое имя есть в адмиралтействе, в судовом манифесте. Я – второй или третий лейтенант. Или, возможно, я был отличным офицером и стал первым лейтенантом. Но кто этот человек? У меня есть семья, жена? Кто-нибудь ждет моего возвращения? Или, может быть, радуется, что я мертв?
– Ты узнаешь, – пообещал Джеймс. Бушевавшие внизу волны разбились о скалу, затем отступили.
– Клерк посмотрит в манифест и скажет тебе твое имя и где ты живешь, – продолжил он. – И ты все узнаешь.
– Но что мне станет известно? Такой ли я жизнерадостный, каким кажусь? Я счастлив, что помню, как завязывать шнурки и управлять судном! А вдруг я ужасный человек…
– Думаю, ты такой же, как все. Теплая постель – прекрасно, холодный завтрак – мерзость.
Джек плотно сжал губы.
– Хватит успокаивать меня! Тебе не понять, каково это – жить в неведении. Быть может, я влюблен в красивую, прекрасную женщину… или в мужчину, черт возьми! Я ничего не знаю.
Пенная волна снова ударилась о скалы. Начинался прилив.
Тут Джеймс сказал:
– Слушай, если все-таки в мужчину, не мог бы ты отойти от меня чуть подальше?
Джек нахмурил брови, затем рассмеялся:
– Сложный ты человек, Ардмор. Американцы все такие бесчувственные?
– Большинство, я думаю.
– Это хорошо, потому что меня не надо жалеть, мне нужен пинок под зад. За это тебе спасибо.
– Ну что, идем дальше?
Джек кивнул. Хватаясь за камни, они ловко преодолели оставшийся путь к пляжу.
Джеймс не думал дожить до того дня, когда станет сочувствовать лейтенанту королевского флота. Все они были ублюдками, насколько он знал. Британские фрегаты бороздили моря с чрезмерной самонадеянностью, сметая все на своем пути. Они преграждали морской путь законным торговцам и закрывали острова Вест-Индии, не давая американцам возить туда свои товары. Они сопровождали в Азию огромные корабли Ост-Индской компании не только для охраны, но и с целью сохранить за Британией всю восточную торговлю.
Английские фрегаты шныряли во всех уголках планеты, и если капитаны были в дурном настроении, они издевались над беззащитными американскими кораблями, которых и так было немного. Британский же флот состоял из сотен кораблей, постоянно причинявших вред. Они были хуже пиратов, и Джеймс считал своим долгом щелкать самодовольных английских капитанов по носу при каждом удобном случае.
А теперь он вынужден был относиться по-человечески к двум морским офицерам: адмиралу Локвуду, герою Трафальгара, и лейтенанту Джеку, растерянному и отчаявшемуся в борьбе за собственное достоинство.
И наконец, что делать с Дианой Уэрдинг, вдовой легендарного капитана сэра Эдварда Уэрдинга?
Он заскользил по песку к пещерам. Диана назвала мужа обманщиком, наполнив злостью каждое свое слово. Ей было больно высказывать эту ненависть, но молчать она больше не могла.
Если призадуматься, ему еще не доводилось видеть Диану Уэрдинг в хорошем расположении духа. Но это не имело значения – озлобленность прибавляла пикантности ее красоте. Она, должно быть, оставила в Лондоне свой неистовый след. Ее гнев подтверждал эти догадки, а смущение показывало, что она не понимала, отчего так происходит.
«Потому что ты красивая, дорогая моя. Красивая и опасная».
Он ни за что в жизни не уступит ее Джеку, как бы ни сочувствовал бедняге. Они подошли к пещерам, и Джеймс нырнул внутрь. Воздух там был прохладнее.
