Лора Бекитт - Мотылек летит на пламя
Гуляя вдоль хлопковых полей, на которых трудились рабы, Айрин вспоминала Ирландию: истерзанный волнами берег, пенящееся море, серые выступы скал, яркий зеленый покров, из-за которого остров прозвали «изумрудным». И ей становилось жутко от того, что она никогда не увидит родины.
Незаметно для себя Айрин подошла к негритянскому жилью. Она увидела утоптанную площадку, на которой стояли связанный, обнаженный до пояса раб, какой-то человек с жестоким выражением лица и с плеткой в руках, еще один, хорошо одетый, средних лет мужчина с холодным, как у змеи, взглядом, и — доктор Джейк.
Айрин остановилась и укрылась за деревьями, решив послушать, о чем они говорят.
— Этот мулат — самое бесполезное приобретение на свете. Хозяева не знали, что с ним делать, потому и уступили по дешевке. У него даже прозвище Беглец. Он сбегает всегда и отовсюду. Прикажете сутками держать его в карцере или всякий раз платить задержавшему его патрулю двадцать долларов штрафа?! — говорил человек с плеткой, при этом в его голосе звучали не только нотки тревоги, но и нескрываемое торжество.
— Для начала дайте ему штук двадцать плетей и заприте без воды и еды на несколько суток. Надо довести его до такого состояния, чтобы он и думать не мог о побеге! — заявил мужчина с рыбьими глазами.
— Это бессмысленно, потому что в таком случае он не сможет работать, — заметил доктор Джейк.
Связанный раб молчал и не двигался. Он стоял спиной к Айрин, и она видела бесчисленные шрамы, тянувшиеся вдоль его мускулистого стройного тела.
Чтобы разглядеть лицо мулата, она обошла площадку и, посмотрев на него спереди, вздрогнула. Это был тот самый человек, который встретился ей на дороге, когда она шла к Темре!
Странная трагическая отрешенность, трогающая сердце, тень иронии в уголках губ, матовая кожа поразительной гладкости и красоты, а глаза — темные и вместе с тем сверкающие, словно ночная вода, в которую упал лунный свет.
Его о чем-то спросили, и он ответил. Айрин не расслышала слов, но уловила тон. Так плененные, но не покоренные воины говорят со своими врагами.
Когда человек с плеткой замахнулся, Айрин охватило что-то такое, чего не могло вместить ее сердце. Она бросилась вперед с криком:
— Не делайте этого!
Все оглянулись на нее. Мужчина с глазами рептилии злобно нахмурился. Рука человека в высоких сапогах замерла на полпути. Во взгляде доктора Джейка появилось выражение облегчения и любопытства.
— Кто это? — вполголоса произнес Фоер.
— Племянница мистера Уильяма, — сказал Джейк и кивнул Айрин.
В свою очередь Барт коротко поклонился ей и вопросительно посмотрел на Фоера.
— Доброго дня, мисс, — нетерпеливо произнес тот. — Вы кого-то ищете?
— Я желаю узнать, почему вы хотите ударить этого человека! — Айрин говорила взволнованно, торопливо, переводя взгляд с одного лица на другое.
Управляющий шагнул вперед. Его кожа плотно обтягивала череп, редкие волосы были тщательно расчесаны и приглажены. А взгляд… Взгляд лишал внутренней опоры, внушал страх.
— Этого мулата, мисс, купили для дома. Однако он не желает работать ни в доме, ни в поле, вдобавок норовит убежать, да к тому же дерзит. За это его нужно наказать.
Айрин сделала глубокий вдох, силясь справиться с собой, отогнать лишние эмоции и мысли.
— А вы спрашивали его, почему он хочет сбежать? — сказала она и, подойдя к связанному юноше, мягко промолвила: — Как вас зовут?
Барт не удержался и хмыкнул, а во взгляде мулата появился проблеск удивления и интереса. Айрин почувствовала, как между ними протянулась невидимая ниточка.
— Это один из рабов вашего дяди, мисс, — с трудом сдерживая презрение, проговорил Фоер. — С ними так не разговаривают.
— Я не понимаю этого! В той стране, откуда я приехала, нет рабов!
Ее удивление, возмущение, боль казались такими искренними, что — пусть на одно мгновение — мужчины невольно прониклись ими.
— Меня зовут Алан, мисс, — ответил мулат, глядя ей в глаза.
В этот миг Джейк взял Айрин за руку и твердо сказал:
— Вам лучше уйти отсюда. Давайте я вас провожу. Заодно поговорим.
— Вы можете что-нибудь сделать? — спросила она, когда они отошли от площадки и побрели по тропинке, протоптанной в густых зарослях.
Джейк вздохнул.
— Не могу.
— Эти люди жестоки!
— Это их работа, за которую им платят деньги. Мулата приказано привести к покорности, и они обязаны это сделать.
— Кто отдал такой приказ?
Джейк смотрел непонимающе.
— Наверное, ваш дядя. А возможно, мистер Юджин. Это их раб.
Айрин остановилась. Ее соломенные волосы были скручены на затылке небрежным узлом, голубое ситцевое платье подошло бы служанке, но никак не племяннице хозяина Темры (Айрин наотрез отказалась носить кринолин и корсет, что стало бесконечной темой кухонных пересудов), но, похоже, она не задумывалась об этом.
— Почему белые люди считают, что они вправе так поступать?
— Не знаю. Чернокожим пришлось разделить участь менее удачливой половины человечества, и мне трудно ответить, кто в этом повинен.
— Они очень несчастны?
Джейк вспомнил спиричуэлы[6], когда музыка и голоса людей сливались в удивительно гармоничный хор, яркое пламя костра, озарявшее контуры темных тел, полные детской радости улыбки и ответил:
— Я так не думаю.
— Что станет с этим мулатом?
— Будет лучше, если кому-то удастся убедить его смириться со своей участью.
— Кто сможет это сделать?
— Я попробую, — пообещал Джейк и спросил: — Простите, мисс, у вас есть горничная?
— Нет. Да и зачем она мне?
— Я бы мог посоветовать вам одну девушку, — промолвил он, оставив без внимания замечание Айрин. — Она умна, скромна и красива, хотя и работает в поле. Главное, в ней нет того притворства, какое свойственно некоторым черным слугам. Мне кажется, вам удалось бы найти общий язык.
Айрин пожала плечами.
— Наверное, мисс Сара не позволит.
— Я с ней поговорю.
Когда они вышли на открытое пространство, Айрин окинула взглядом окрестности и заметила:
— Казалось бы, в этих краях, где ветки свешиваются до земли и плоды сами просятся в руки, где круглый год светит солнце, где жизнь кажется бесконечной, люди должны быть понимающими и добрыми, а на самом деле…
— Они просто привыкли жить так, как им удобно.
Джейка искренне занимала эта девушка. Несколько дней назад она казалась жалким существом, подобным бездомной и голодной собаке, а сейчас в ней проснулась непримиримость. Она думала уже не о себе и не о еде, а о других людях.
