Элоиза Джеймс - Супруг для леди
– Он вернется, – сказал он ей, отказавшись от намерения проявить отточенную учтивость.
Она ответила ему с озорным огоньком в глазах:
– Я определенно надеюсь, что так оно и будет.
Что ж, она выразилась как нельзя более ясно. Очевидно, она намеревалась выйти замуж за этого холеного трусишку, которого выделила из толпы. Что было ее полным правом, напомнил себе Эван. Разумеется, он предпочел бы, чтобы его землячка была более щепетильной в вопросах выбора.
– Вчера вечером я познакомился с вашим опекуном, – сказал он.
– Я видела это, – ответила она. Улыбка сползла с ее лица.
На секунду он потерял нить ее мыслей, но потом припомнил яростное вмешательство Рейфа в его танец с ее сестрой. Хоть убей, он не видел между ними никакого сходства. Черноволосая девица была воплощением льда и ярости, тогда как лицо ее сестры было столь же гармоничным, как у итальянской мадонны, и гораздо более чувственным. Ему никогда не доводилось видеть ни такой пухлой нижней губы, ни глаз этого редкого голубого оттенка. Ардмор взял себя в руки.
– Вообще-то ваш опекун нанес мне визит прошлой ночью. Теперь ее улыбка исчезла совсем.
– Мне весьма жаль это слышать, – холодно молвила она. Он поймал себя на том, что улыбается во весь рот.
– Он отвез меня в свой клуб, который называется…
– «Уайте», – сказала она.
– У меня ужасная память на мелкие подробности.
И почему он ухмыляется, точно дурачок, перегревшийся на солнце?
– A y меня напротив, – призналась она. – Иногда способность перепутать имя или цифру кажется мне благом.
– Я склонен полагать, что данное качество было бы полезно в месте, подобном этому, – сказал Эван, обведя беглым взглядом сад. Тот наполнялся англичанами, собиравшимися группками под навесами из трепещущего шелка, где размещались еда и напитки.
– Да, полезно, – согласилась она. Казалось, они исчерпали эту тему.
– Так, значит, вы дочь покойного виконта Брайдона? – осведомился он, заранее зная ответ.
Она кивнула.
– Я как-то купил у него лошадь.
– Черная грива, внук Кориандра. Эван удивленно воззрился на нее.
– Я никогда не забываю имен. Помню, ваш управляющий ловко провернул сделку. Отец запросил шестьдесят фунтов, но ваш управляющий ухитрился купить лошадь за сорок. Папа расстроился, но для всех остальных это все равно было отлично. – Она прикусила язык, словно эти слова вырвались у нее нечаянно.
– Почему, скажите на милость, для вас это было отлично? – поинтересовался он, краем глаза заметив джентльмена в сиреневых бриджах, который с решительным видом направлялся прямо к Аннабел, держа в руках бокал шампанского, точно пропускной билет.
Она подняла глаза, и он увидел в них дружеское лукавство.
– Потому что мы каждый вечер на протяжении трех месяцев ели мясо. Ели досыта, – пояснила она.
Эван в недоумении уставился на нее. Она была похожа на отполированную до блеска совершенную статую, столь же прекрасную, как Венера, и столь же чувственную.
– Конюшни вашего отца славились своим великолепием от Роксбургшира до Абердиншира, – заметил он.
– Это так, – сказала она. – У каждого человека есть свои достоинства.
Она обладала не только красотой, но и ироничной манерой выражаться. Он был бы совсем не прочь привезти ее к себе домой, хотя бы потому, что от одного ее вида он ощущал тлеющий жар в чреслах. Поэтому то, что она остановила свой выбор на Россетере, в сущности, было к лучшему. Она была женщиной, способной ввести мужчину в безудержный плотский грех, что не укладывалось в рамки нормальной, исполненной уважения, любви мужчины к своей жене.
Сама мысль об этом наполнила его ужасом. Он поспешил откланяться.
– Мисс Эссекс, приятно было побеседовать с вами. Джентльмен в сиреневом выпрыгнул из-за ее правого плеча, точно марионетка.
– Мисс Эссекс, – с жеманной улыбкой произнес он, – я принес вам бокал божественного напитка.
Она обернулась к нему и улыбнулась так сердечно, что Эван подумал, что бедняга сейчас растает и растечется лужицей у ее ног. Если не умрет от стыда, что до него снизошла такая женщина.
– Это именно то, о чем я мечтала, – молвила она.
Эван поклонился и зашагал прочь. Ему необходимо найти Мейна. Мейна и его веселую вдовствующую сестру.
Имоджин Мейтленд прекрасно сознавала, что превратилась в фурию из классической пьесы. Она знала, что ведет себя гадко по отношению к сестрам, набрасываясь на них, словно дикая собака. Она знала, что должна быть благодарна Рейфу за его доброту и великодушие, которые он проявил, приняв ее обратно в свой дом после того, как она совершила столь скандальный побег. Вместо этого ей хотелось убить его всякий раз, как она видела его праздношатающимся с неизменным бокалом в руке. И своих сестер ей тоже хотелось убить: Тесс за то, что муж любил ее и был жив; Аннабел за то, что она без видимых усилий добивалась обожания мужчин; Джоузи… ну, Джоузи еще не покинула классной комнаты, поэтому Имоджин исключила ее из галереи тех, кто раздражал ее.
Было поразительно, как вся та скорбь в ее душе превратилась в ненависть. Она видела их потрясенные взгляды, когда грубила им, ярость на лице Рейфа, когда насмехалась над ним. И все же… ничего не могла с этим поделать.
Они просто не понимали.
Ни с кем из них никогда не случалось ничего ужасного. Никогда. Рейф потерял брата и родителей, но он, вероятно, просто опрокинул лишний стаканчик в память о них. Казалось, это предположение было не вполне справедливым, но ей не хотелось думать об этом. Аннабел всю жизнь затмевала ее, а Тесс…
Тесс ранила сердце Имоджин до такой степени, что она была не в силах этого перенести. Муж Тесс любил ее. Любил по-настоящему. Фелтон смотрел на Тесс с таким сильнейшим трепетом во взоре, что этого было достаточно, чтобы вызвать у Имоджин рвотные позывы. Он даже не мог дождаться, когда они останутся наедине – он целовал ее на людях! Он…
Имоджин в ярости прикусила губу. Бог знает, быть может, в спальне он сдувал со своей жены пылинки.
Она пристально посмотрела на мальчика, одетого в костюм пажа эпохи Возрождения, который демонстрировал искусство стрельбы из лука. «Не думай об этом…»
Если бы только у них с Дрейвеном было больше времени, он бы любил ее точно так же.
Слезы жаркой волной подкатили к ее глазам, но она не собиралась плакать здесь, в саду у леди Митфорд. Конечно же, Дрейвен любил ее. Разве он не сказал об этом перед самой смертью? Он сказал. Сказал. Он любил ее.
Но правда была столь же неумолима, как самый холодный лед. Он просто не любил ее так, как Лусиус любит Тесс.
В ее голове вращался замкнутый круг: если бы у них было время… если бы она была более обольстительной, более опытной, более красивой…
