Никола Корник - Сладкий грех
— Я не уверена, что вы тот человек, который мог бы мне помочь.
— Вы полагаете, у меня не хватит для этого сноровки? — насмешливо взглянул на нее Эван.
— Нет, что вы! Как это по-мужски, — невольно улыбнулась Лотта. — Думаю, вы слишком хороши для меня. Кто-то не столь опытный и умелый подошел бы лучше, не ожидая от меня многого и не разочаровываясь.
— Нет, вам нужно не это. — Эван вновь мягким движением прикоснулся к ее обнаженным рукам, нежно проведя вниз до самых кистей. Это было невероятно приятно и отвлекло Лотту от всех ее горестей. — Вам нужен именно я. Вас нужно соблазнить, — продолжал он.
Соблазнить. Это слово повисло между ними в теплом покое комнаты. В нем чувствовалась непреодолимая сила искушения. Лотта затрепетала от предвкушения.
— Вы относитесь к этому как к спорту, — предположила она.
— Возможно, что-то в этом есть, — улыбнулся Эван. Затем улыбка угасла, уступив место колючему и тяжелому взгляду, остановившемуся на ней. — Не промахнитесь, Лотта, — словно посоветовал он. — Я покупал любовницу и теперь хочу получить то, за что заплатил.
Огонь вспыхнул в его глазах. Он провел пальцем по изгибу ее руки, заставив вздрогнуть.
— Постарайтесь поработать для того, чтобы получить удовольствие, это так возбуждает. Если вы хотите воспользоваться вашими профессиональными уловками, лучше не старайтесь. Я ненавижу короткие пути, ведущие к обладанию, — прибавил он.
Новая волна возбуждения пробежала у Лотты по спине, возбуждения, связанного со знакомым предвкушением.
— Должно быть, это забавно — заниматься соблазнением собственной любовницы, — несколько запоздало отреагировала она и быстро спросила, в то время как Эван склонился, целуя ее тонкие ключицы: — Вам бы стоило подыскать себе другую, чтобы не уговаривать, как школьницу.
— Теперь уже я не намерен что-либо менять, — пробормотал Эван, прижимаясь поцелуем к ямочке между ее ключицами.
Лотта почувствовала, что он улыбается. Ее пульс бешено забился, она понимала, что Эван ощущает каждый его удар. Ноги ее ослабели.
Эван все понял. Отступив назад, он взял ее за тонкие запястья и пристально посмотрел на нее. Лотте вдруг стало нестерпимо противно от того, что на ней дешевое яркое платье — первое, что попалось ей на глаза при поспешных сборах. Это платье с вызывающей откровенностью предлагало свою хозяйку. Вот что осталось на память от заведения миссис Тронг. Она замерла, а Эван, почувствовав это, вопросительно взглянул на нее. В его синих глазах все еще мелькала улыбка, но в нем уже разгоралось пламя. Это пламя страсти Лотта научилась безошибочно узнавать в глазах мужчин. Ее своенравное сердце затрепетало.
— Все в порядке, — мягко произнес он.
Непонятно, как Эван прочел ее мысли и почувствовал ту, почти физическую боль, которую ощущала Лотта от всей этой дешевой бордельной мишуры.
— От этого так просто избавиться.
— Как вы практичны! — произнесла она, искривив в улыбке дрожащие губы.
— Мне доставит удовольствие помочь вам, — улыбнулся он в ответ.
Эван провел руками от плеч до локтей Лотты, и платье, сшитое точно по фигуре, упало к ногам, как опустевшая скорлупа. Она осталась в тончайшей сорочке, сшитой из небольшого куска шелка. Это была ее собственная сорочка, часть того немногого, что осталось от прежней жизни. Этот кусочек шелка бросал вызов правилам и вкусам, царившим в заведении миссис Тронг. Сорочка была настолько тонкой, что соски легкой тенью угадывались сквозь ткань. Две небольшие округлости сладостно приподнимали мягкий шелк. У Эвана перехватило дыхание от подобного преображения. Несмотря на небольшой рост, Лотта была хорошо сложена, ее фигура привлекала мягкими благородными очертаниями. Возраст несколько округлил и смягчил изгибы, будто ее тело несколько устало от этой жизни. Лотта едва ли могла винить свою грудь за то, что она немного опустилась, словно утомленная удовольствиями.
Эвану явно по вкусу пришлась некоторая полнота ее фигуры. На его губах играла уже знакомая Лотте улыбка, и острый огонек желания разгорался в его глазах все ярче.
— Аппетитно, — заключил он тихо, и она почувствовала, как знакомое чувство предвкушения пронзило ее тело острыми иголочками.
Она хотела, чтобы он снял с нее сорочку, но вместо этого Эван обхватил ее лицо руками и поцеловал снова, медленно и уверенно, преодолевая сопротивление ее губ, убеждая подчиниться его воле. Лотта с некоторым колебанием стала отвечать ему, чувствуя, как смешивается их дыхание, как мягко ее язык прикасается к его. Затем волна желания ответить ему, победить и повести к обладанию поднялась в ней. Мысль о том, что Эван может вдруг снова остановиться, отступить, молнией пронеслась в голове, заставив испуганно замереть и прислушаться. Сейчас он дышал тяжелее, и ей чудилось кипящее внутри его нетерпение, все еще сдерживаемое железным усилием воли.
Она подняла руки, чтобы ему было удобнее снимать сорочку. Эван отбросил прочь невесомый шелк и не отрываясь смотрел на Лотту. Она стояла перед ним абсолютно нагая, лишь в чулках и туфельках, пытаясь отвернуться от его изучающего взгляда. Лотта ясно сознавала, как сейчас ее поведение отличалось от той бравады, с которой она привыкла дефилировать в полупрозрачных нарядах перед посетителями борделя. Ничего похожего. В этой наготе было гораздо больше благородства, хотя и намного меньше одежды.
Когда Лотта вновь собралась с духом, чтобы взглянуть Эвану в глаза, она увидела в них бесстыдно оценивающее выражение, от которого у нее перехватило дыхание.
— Вы прекрасны! Но конечно, сами знаете об этом, — сказал он, удерживая ее взгляд так, чтобы она больше не отводила его.
Вот уж вряд ли! Интересно, говорил ли ей хоть один из ее мужчин что-либо подобное. Грегори она была нужна лишь потому, что ее красота как бы прилагалась к обширным связям ее семьи. Жена служила украшением, свидетельствующим о положении, которое он занимает в обществе. Грегори никогда не видел в ней женщину, всегда относился к ней с той осторожностью, с какой относятся к ценному фарфору или тонкому стеклу. Ее любовники не скупились на комплименты, но это было лишь частью игры, лицемерием, теми словами, которые она хотела услышать. Эван же говорил так, что она верила — он это чувствует. Другая часть ее существа цинично настаивала на излишней доверчивости, и все же ей отчаянно хотелось, чтобы все оказалось правдой.
— Я… — Ее сердце билось в груди с такой силой, что слова застревали в горле.
Она смутилась и почувствовала непреодолимое желание сорвать покрывало с кровати и завернуться в него, как в плащ. Одновременно ее сжигал жар, она чувствовала головокружение и восторг, томящее желание перемещалось все ниже.
