Эми Фетцер - Смятение сердца
— Почему ты не говоришь мне, что я провонял конским потом… и своим в придачу?
— Я еще не успела забыть этот запах, — безмятежно откликнулась Сэйбл.
Взгляд ее был мягким, без малейшего оттенка упрека.
— Как ты жила без меня, Фиалковые Глаза? — вдруг спросил Хантер, наклоняясь к самому ее уху.
— Прекрасно, просто прекрасно, — ответила она все тем же спокойным голосом. — А как жил ты?
— Я вообще не жил! Мне было так одиноко, так мерзко и беспросветно, что я едва не удавился от пребывания в собственной никчемной компании, — сообщил он и был вознагражден улыбкой. — Вот-вот, я так и знал, что тебя это позабавит!
— Если ты говоришь всерьез, то мне никогда не казались забавными твои мучения, Хантер. Никогда.
— Какой я все-таки олух! Пошутить — и то не умею.
Он сознавал, что имеет один-единственный шанс вернуть Сэйбл, и если эта попытка не удастся, другой попросту не будет. Самое странное, что и Сэйбл чувствовала нечто подобное, зная, каким неуклюжим, каким косноязычным становится человек в момент решающих объяснений. Они посмотрели в глаза друг другу, почти физически ощущая, что парят на грани между сияющим счастьем и беспросветным несчастьем.
— Я люблю тебя… — начал Хантер, но она перебила:
— Не говори этого!
— Почему? — испугался он.
— Потому что это только слова и сами по себе они ничего не значат. Лучше ответь, хочешь ли ты поделиться со мной всем, что у тебя в душе? Могу ли я быть уверена, что однажды ты снова не вычеркнешь меня из своей жизни на несколько месяцев? Что, если тебе снова покажется, что ты недостаточно хорош для меня?
— Ты считаешь, что я расстался с тобой охотно?
— Даже если нет, все равно это случилось, Хантер. Теперь это наше общее прошлое.
— Прости.
Эта мольба о прощении не понравилась Сэйбл. Она любила его гордым и сильным и сейчас охотно ущипнула бы, чтобы показать, что не нуждается в выяснении отношений.
— Мне знаком этот взгляд! — усмехнулся Хантер. — Боюсь, Сэйбл, тебе придется признать, что я был тогда глуп. Я жаждал вернуться домой, потому что верил, что это решит все. И — можешь себе представить — вернуться оказалось недостаточно.
— Да ну? — воскликнула она с иронией.
— Это так, черт возьми! Только я должен был убедиться в этом сам, на своем опыте, потому что упрям, как всякий шотландец.
— О, да! И это не единственный твой недостаток. Ты чертыхаешься по поводу и без повода.
— А ты впредь строго указывай мне на это. Лет через десять я, может, и перестану. — Сэйбл остановилась посреди танцевального па, не обращая внимания на окружающих, и Хантер снова наклонился к ее уху:
— Я, конечно, потерял право задавать вопросы…
— А ты попробуй задать какой-нибудь. Может быть, я и отвечу. Ну, что именно тебя интересует?
— Ты все еще любишь меня?
— М-м… — начала Сэйбл, но когда лицо Хантера стремительно потемнело, сказала с глубочайшей убежденностью:
— Конечно, люблю!
— Значит ли это, что ты выйдешь за меня замуж?
— Конечно, выйду! — Она прижалась к его груди теснее, чем позволяли приличия, в этот момент чувствуя себя восхитительно безрассудной. — Но только если ты поцелуешь меня!
— Как? — преувеличенно удивился Хантер. — Прямо здесь? На виду у гостей? А как же твоя чопорность?
— Если ты не поторопишься, — прошипела Сэйбл, хватая его за полы куртки, — то я покажу тебе «чопорность», сама набросившись на тебя с поцелуями!
— Господи Иисусе! Вымани женщину в леса на пару недель — и придется потом укрощать ее, как необъезженную лошадь!
— Вот ужас-то, правда?
Окончательно развеселившись, Хантер прижал ее к себе так, что дама из ближайшей пары издала шокированный писк. Не обращая на это внимания, он склонился к губам Сэйбл. Еще несколько возгласов донеслось с разных сторон. Ахали в основном престарелые леди. Девушки на выданье смотрели, блестя глазами от восторга, замужние дамы с завистью перешептывались, мужчины поглядывали, скрывая улыбки одобрения. Впервые кто-то осмелился целоваться на виду у всех с таким пылом.
Генерал Кавано решил, что настал момент для объяснения, и пересек залу с притворно негодующим видом.
— Надеюсь, Мак-Кракен, вы отдаете себе отчет, что означает подобное поведение на глазах у всех присутствующих?
— Это означает, что я люблю вашу дочь, Ричард, — ответил Хантер, отстраняясь.
Его звучный голос был прекрасно слышен в каждом уголке залы, тем более что музыка вновь умолкла — оркестранты снова тянули шеи поверх голов гостей. Заметив наконец, что их пара является объектом всеобщего внимания, Хантер огляделся и повторил:
— Да, люблю — на случай, если не все слышали. Надеюсь, генерал, ваше влияние поможет нам организовать венчание еще до полуночи? Я здесь человек новый и буду вам благодарен, если вы сами выберете священника.
С этими словами он направился к дверям на веранду, где все еще переминалась с ноги на ногу усталая лошадь.
— Что я могу сказать, папа? — Голос Сэйбл дрогнул, но она сумела улыбнуться сквозь счастливые слезы. — Только «пошевеливайся!».
Хантер остановился на полушаге и захохотал. Эхо его низкого густого смеха прокатилось по зале, заставив разом повернуться судачащих гостей. В этот момент среди них не было ни одного, чье сердце не раскрылось бы навстречу романтическому дикарю.
Эпилог
— Да что же это такое! Папа, нельзя же разрешать ему абсолютно все. — Сэйбл вытерла руки посудным полотенцем и перекинула его через плечо, торопясь спуститься по ступенькам во двор. — Ну и ну! Ей-богу, человеку такого высокого полета, как ты, папа, пристало иметь больше здравого смысла.
Услышав ее голос, Хантер прошел из-за угла дома на веранду и оперся на перила. Он успел поймать неодобрительный взгляд, который Сэйбл послала отцу, и едва удержался от смеха. Ничего не скажешь, строгая у него хозяйка!
Оставаясь незамеченным, он с удовольствием наблюдал за тем, как жена наводит порядок в своих владениях. Освещенная яркими лучами утреннего солнца, она как раз извлекала маленького Джейми из лужи восхитительной жидкой грязи, где тот устроил себе детский манежик.
— Да пусть себе играет, тыквочка, — пожал плечами Ричард Кавано. — Подумаешь, вывозился немного! Зато ему так весело…
— Ну конечно! А почему бы ему в виде исключения не побыть чистым хотя бы в День Благодарения?
— Перед обедом я сам его вымою.
Генерал Кавано подхватил внука на колени, прямо в том виде, в каком его вынули из лужи. Ребенок восторженно развез пригоршню жидкой грязи по подбородку деда.
— Вот теперь мы выглядим примерно одинаково, так что и беспокоиться не о чем! — удовлетворенно сообщил Кавано.
