Барбара Эрскин - Дитя Феникса. Часть 2
Несколько секунд они стояли молча.
– Мы опоздали, – наконец сказала Морна. – Видит Бог, мы приехали слишком поздно!
Элейн молча подстегнула лошадь. Они перешли реку и подъехали к воротам замка. Здесь смолкли привычные звуки, и стояла угрожающая тишина: не было ни ржания лошадей, ни стука молотков, ни криков детей во дворе. Впрочем, знамя Баканов по-прежнему развевалось над замком.
– Графиня Бакан примет вас в своих покоях, миледи, – поклонился им слуга, едва они въехали в ворота. Элейн с благодарностью прошептала слова молитвы. Значит, Изобел, по крайней мере, была жива. Элейн и Морна сильно устали и едва держались на ногах, но их подгонял гнев. Они поднялись за слугами по лестнице на третий этаж, но там к ним вышла не Изобел, а Элизабет де Куинси. Увидев Элейн, она удивленно подняла брови.
– Пожалуйста, присядьте, у вас усталый вид.
– Да, я устала, – оставаясь стоять, ответила Элейн. – Где Изобел? И где ее няня Мейри? – Элейн слышала, как позади Морна издала стон, словно раненый зверь, но не обернулась и продолжала смотреть в глаза Элизабет.
– Эта Мейри была объявлена еретичкой, – холодно разъяснила Элизабет, – и вчера утром умерла как еретичка. – Она замолчала, когда Морна вскрикнула и упала без чувств.
Элейн смерила Элизабет ледяным взглядом.
– Это мать Мейри, – сказала она, указывая на упавшую в обморок женщину.
– Мне жаль, – сказала Элизабет без тени сочувствия. – Вам не следовало привозить ее сюда.
– Мы приехали сюда искать справедливости, – тихо сказала Элейн. – Узнать правду, спасти ее жизнь. Была ли апелляция? Разве никто не усомнился в приговоре? Разве не могли подождать пересмотра дела? Почему никто не проявил сострадания?
– Ну, нет. – Элизабет подошла к стулу и села. – Она была виновна. – Графиня гневно покачала головой. – Она помогала жене моего сына избегать зачатия, а это грех, и еще она помогла ей избавиться от ребенка и служила дьяволу!
Морна открыла огромные черные глаза; слезы ручьями текли по ее лицу.
– Это ложь, – закричала она. – Чудовищная ложь!
– Мейри никогда бы такого не сделала, – в ужасе прошептала Элейн. – И вы это знаете. Как вы могли это допустить? Где ваш сын? И где Изобел? Что вы сделали с Изобел?
– О, она в безопасном месте. Она научится вести себя, как подобает доброй жене. Мой младший сын Уильям, настоятель церкви Святой Марии в Сент-Эндрюсе, позаботится о ее наказании, пока ее муж занят государственными делами. Когда она усвоит урок, то, без сомнения, вернется к нам. А пока ей придется оставаться там, чтобы она не могла причинить вред себе или другим.
– Где же она? – настаивала Элейн.
– Там, где должна быть, – сказала Элизабет тоном, не допускающим дальнейших расспросов. – А теперь я предлагаю вам забрать эту женщину и уехать. Ей, должно быть, трудно оставаться здесь. Мы сейчас же достанем вам свежих лошадей.
Морна тихо раскачивалась взад и вперед, стоя на коленях. Ее руки были сложены на груди, рот перекошен от горя. Элейн вновь взглянула на Элизабет, презирая ее бесчеловечность.
– Пойдем, нам нечего здесь больше делать. – Она попыталась поднять Морну.
Морна встала и послушно поплелась к двери. Вдруг она вырвалась из рук Элейн и быстро обернулась.
– Где ее останки? – закричала она. – Что вы сделали с пеплом моей дочери?
– Его бросили в реку. Наверное, он уже в море.
Морна шагнула к Элизабет.
– Пусть Бог проклянет вас и ваших сыновей навсегда. – Она сбросила с головы вуаль, вынула шпильки из волос; ее седые пряди упали на плечи, она упала на колени. – Пусть ваш дом будет пустым, а все ваши дети умрут прежде, чем успеют вздохнуть первым вздохом. Проклинаю тебя, Элизабет Бакан, проклинаю детей, которых ты выносила в своем отравленном чреве!
Книга шестая
1304–1306
Глава тридцать третья
Замок Килдрамми. Весна 1304
В ночь, когда повесилась Морна, Элейн снова приснился пожар. Она слышала гул пламени, чувствовала запах дыма, ее глаза слезились, и она проснулась, задыхаясь и кашляя.
– Что случилось, миледи? Что с вами? – Беток, полусонная, выбралась из постели и подошла к ней.
– Пожар. – Она показала на камин, все еще находясь под впечатлением сна.
Беток повернулась. Комната была слабо освещена, огонь слегка теплился в камине. Пока они смотрели на него, порыв ветра из трубы задул облако дыма в комнату.
– Собирается гроза, миледи. Должно быть, вас разбудил ветер.
Западный ветер завывал в трубах; они слышали, как в саду шумят свежей листвой деревья.
– Я прикажу добавить огня в камине.
Она поправила на Элейн одеяла, подоткнула их поплотнее, но Элейн трясущимися руками сбросила их.
– Я чувствую, что-то не так.
Сон был очень ясным, отчетливым. Он снился ей множество раз за последние два года после смерти Мейри, но каждый раз она не помнила ничего, кроме пожара.
Поплотнее запахнув рубашку, она опустила ноги на пол, застонав от боли в закостеневших суставах, и, опираясь на палку, побрела к камину.
– Разведи огонь посильнее, – приказала она.
Беток позвала сонного слугу, тот растолкал истопника, и через десять минут пламя в очаге загудело в полную силу.
Элейн, в красном с черным бархатном платье, бархатных ночных туфлях, с тяжелой косой через плечо, сидела, глядя на пламя. В отсветах пламени ее лицо снова казалось молодым. Беток, украдкой поглядывая на нее, втянула щеки и покачала головой. Странное выражение застыло на лице ее госпожи. Она приподняла голову, будто прислушиваясь к чему-то вдалеке, а потом улыбнулась. Беток вздрогнула и перекрестилась, прежде чем уйти.
Картина в пламени была отчетливая. Элейн видела мужчину, пробирающегося через толпу, и слышала гул голосов, она видела красного льва Шотландии, с триумфом развевающегося на ветру рядом с серебристым крестом святого Андрея на лазурном фоне, и еще она видела женщину – высокую, стройную, в огненно-красном платье, в руках ее была корона…
– Мама!
Она вздрогнула, когда Гратни положил руку на ее плечо.
– Дорогой, я не слышала, как ты вошел. – Еще мгновение она помедлила, не желая упускать видение, но оно уже исчезло. Вздохнув, она посмотрела на сына, пристально вглядываясь в лицо Гратни в свете пламени, она пыталась понять, что привело его сюда в полночь.
– Что случилось? В чем дело?
– Прости. Мне трудно об этом говорить. Морна…
Ее глаза неотрывно смотрели на него.
– Она мертва? Вот она и выбрала время переступить черту и покончить с одиночеством.
Он кивнул.
– Как?
– Она повесилась. – Он смотрел в сторону, не в силах вынести муку в ее взгляде.
– Это моя вина.