Элизабет Чедвик - Алый лев
— Но без головы, которая венчает шею, тело не сможет двигаться, — сказала Изабель, ложась рядом с ним. — Будет один костный мозг без костей.
Он сонно фыркнул.
— Тогда давай надеяться, что мои слова станутся у них в головах дольше, чем на день, — сказал он. — И окажутся сильнее страха перед монахом Эстасом.
Утро дня святого Варфоломея выдалось ясным и погожим. Небо и море были спокойны, как чело младенца, а ветер напоминал легкий вздох. В Сандвиче стоял на якоре английский флот, состоящий из самых разных кораблей. Их команды спешили привести свои суда в боевую готовность. На выкрашенной кроваво-красным мачте королевского фрегата развевался английский флаг с изображением льва. Команда сновала по палубе, проверяя балки, канаты, фалы и перлини. На носу корабля, отдавая приказы, стоял Хьюберт де Бург, коннетабль Дуврского замка и главный капитан флота.
Люди Вильгельма собрались на огромном рыболовном судне под командованием старшего капитана Стефана Винчеслийского. Оно высоко поднималось над водой, из-за округлой формы оно было намного неповоротливее узкого фрегата, но могло выдержать большой груз. Помимо обычного вооружения, его матросы держали наготове глиняные горшки с известкой. Они были упакованы в корзины вдоль фальшборта, чтобы можно было сразу хватать их и швырять во французов, когда те подойдут на достаточно близкое расстояние.
Изабель приехала на берег, чтобы наблюдать за приготовлениями, но на этот раз не следовала за Вильгельмом, а осталась среди повозок, чтобы не мешать ему сосредоточиться на подготовке к сражению, в случае если французам все-таки удастся высадиться на берег.
В воздухе, как летнее жаркое марево, висело напряжение. Все ждали, когда на горизонте покажутся первые корабли французского флота. Кто-то отпускал шутки и громко смеялся, другие ждали в молчании. Священники у переносных алтарей молились о победе и исповедовали уходящих в море. А в паре ярких полосатых шатров занимались совсем другим делом. Солдаты выходили оттуда, застегивая штаны и завязывая рубашки, и, почесав в паху, отправлялись на исповедь.
Изабель достаточно часто путешествовала с войском и знала, какие именно услуги предоставляют в этих шатрах. Для мужчины это была последняя возможность оставить на земле какую-то частичку себя, если ему суждено погибнуть в бою. После того как клиенты уходили, чтобы встретить предначертанное судьбой, из палаток выходили, широко расставляя ноги, измотанные женщины — вдохнуть свежего воздуха и подсчитать выручку.
Капеллан Маршалов установил алтарь перед шатром Вильгельма, и Изабель со своими женщинами вышла, чтобы преклонить колени и помолиться Господу и святому Варфоломею о победе англичан и о том, чтобы ее муж остался невредим.
Паруса французских кораблей появились в поле зрения во время прилива, и английские корабли быстро, но без спешки снялись с якорей, отдали швартовы и вышли в открытое море, чтобы не дать врагам достичь земли. Скоро стало ясно, что французы намерены сражаться, поскольку на многих из их кораблей спускали паруса, а матросы, собравшиеся на палубах, достали оружие.
Изящный, проворный фрегат Хьюберта де Бурга поймал усиливающийся ветер. Он бежал по волнам, вспахивая их, точно плугом, как будто собирался в одиночку справиться со всем французским флотом. Однако де Бург не спешил начинать битву, приберегая свои силы и ярость для французских кораблей, не спустивших паруса.
— Он заманивает их, чтобы разбить их ряды, — объяснил Вильгельм сыну и принялся грызть ноготь на большом пальце руки. — Я бы поступил так же.
Вилли сжал рукоять меча.
— В донесениях говорится, что у них триста кораблей. А это намного больше, чем у нас.
— Да, но у нас все корабли боевые, а у них половина грузовых. В морском сражении от корабля, груженного зерном и лошадьми, мало проку.
— Это верно, — согласился Вилли, не выпуская рукояти меча. Вильгельм продолжал вгрызаться в свой ноготь. Ему хотелось оказаться в гуще событий и командовать, и его мучило, что он не может этого сделать, хотя на Хьюберта и можно было положиться.
Большое французское рыболовное судно с поднятыми парусами подошло к фрегату де Бурга, но у него на пути возникла легкая английская галера под командованием Ричарда Фицроя. Французы попытались взять англичан на абордаж, но англичане, хотя и не превосходили их числом, дали отпор, и французы бросились спасаться бегством, чтобы их не прихлопнули, как мух.
— Это «Байонна»? — спросил Вилли. — Корабль монаха Эстаса?
Вильгельм прищурился.
— Боже, так и есть, — произнес он хриплым от волнения голосом. — Окажись она в воде хоть немного ниже, волны уже захлестнули бы ее. Она так не может маневрировать!
Огромное рыболовное судно Стефана Винчеслийского присоединилось к погоне, разрезая волны, как нож мясника. Судно приблизилось к французскому кораблю, и в его сторону снова полетели канаты, с привязанными к концам крюками. Было похоже, что кто-то выбросил в море клубок змей. На палубу французского судна полетели горшки с известкой, рассыпая по ветру свое разъедающее глаза белое содержимое. Мгновение спустя Вильгельм увидел, как английские матросы прыгают на палубу французского корабля. Ветер то приближал, то приглушал звуки разыгравшегося там сражения. Остальные французские корабли поднимали паруса, но они упустили попутный ветер, и англичане ворвались в их ряды, как стая волков в овечье стадо, кусая, разрывая на части, хватая за горло. В воздух поднялось еще несколько облаков извести, что означало взятие еще одного французского судна. Началась паника, французы пытались спастись и прыгали в воду, но англичане настигали и добивали их.
Битва отодвинулась дальше от берега, хорошо видны были только те английские корабли, которые шли к уже атакованным французским судам. Под восторженные крики солдат, ожидавших на берегу, Стефан Винчеслийский загнал «Байонну», огромный флагманский корабль монаха Эстаса, в порт.
На «Байонне» рядом с одной из стенобитных машин, которую корабль вез вместе с подкреплением для Людовика, красовалось отчетливо различимое алое пятно. С широкой ухмылкой, теряющейся в его густых усах и бороде, Стефан Винчеслийский протянул Вильгельму отрубленную голову, держа ее за грязные седые волосы. Раздался хлюпающий звук, когда Винчесли шмякнул ее на нагретый солнцем камень.
— Эстас, монах, милорд! — почти исступленно воскликнул он. — Я предложил ему выбрать место, где ему отрубят голову: на стенобитной машине или на доске. И он, будучи моряком, предпочел доску, пусть его проклятая душа гниет в аду до скончания веков.
