Персия Вулли - Гвиневера. Дитя северной весны
Он плеснул вина старым богам и выпил свой кубок одним глотком, как воин в расцвете сил.
Гости заревели, опьяненные возбуждением и гордые оказанной им честью.
Я увидела, что Артур улыбается от уха до уха, хлопая в ладоши, как и все остальные. Он наклонился ближе ко мне и прокричал сквозь шум:
— Думаю, мы добились своего! Люди поняли, кто они!
— Это входит в твои планы? — спросила я.
Он молча кивнул и, встав сам, поднял присутствующих, чтобы стоя поприветствовать своего старого наставника. Когда овация стихла, чародей показал в нашу сторону.
— Теперь, — объявил он, — пришла пора отдать должное Артуру и его молодой королеве Гвиневере.
Радостные возгласы наполнили зал, и люди стали рассаживаться по местам. Я заметила, что Лавиния пристроилась радом с Агриколой, и улыбнулась, надеясь, что такая дружба возместит ей долгие годы, потраченные на терпеливые безнадежные попытки сделать из меня женщину, достойную моего положения. Несомненно, добрая матрона заслуживала вознаграждения за свои труды.
Игрейна, сидевшая радом со мной, была занята беседой с Бригит, а поискав глазами Бедивера, я обнаружила, что он сидит с Гавейном и Паломидом. Без сомнения, при необходимости он сумеет сдержать нашего горячего молодого воина.
Даже Моргана была здесь, хотя я не знала, когда она приехала. Верховная жрица сидела величественно и отстраненно, ни с кем не разговаривая, и мне было интересно, взяла ли она с собой Акколона. Только позднее я увидела его среди молодых галльских воинов.
Мерлин повернулся и низко поклонился мне с привычной ловкостью опытного придворного. На мгновение я подумала, что он даже может улыбнуться мне, но маг уже снова оглядывал Братство, и его изумительный голос называл имя первого знатного человека, который должен быть представлен.
«Какая высокая честь, — подумала я, — услышать, как твое имя произносит сам королевский чародей на первом собрании Круглого Стола. Несомненно, этот незабываемый звук станет музыкой времени, и следующие поколения людей услышат его и прошепчут в благоговейном ужасе: «Что это за чудо?»
Артур и я величественно восседали на плоских жестких сиденьях стульев, украшенных резьбой, и приветствовали каждого из представляемых. Конечно, с некоторыми я уже встречалась, но многих знала только понаслышке. Кадор, герцог Корнуэльский, был мускулистым, поджарым, как волк, и гораздо более худым и старым, чем я ожидала — с седыми волосами и лицом, изрезанным шрамами былых битв и иссушенным ветром. Он был очаровательно, по-старомодному учтив и перед тем, как его представили мне, низко поклонился королеве-матери. Только потом я вспомнила, что Игрейна приходилась ему мачехой в те дни, когда был жив Горлойс.
Уриен из Нортумбрии был не таким рослым и гораздо более спокойным, чем я предполагала, учитывая неприятности, которые он доставлял Регеду в моем детстве. Он с достоинством преклонил передо мной колено, свидетельствуя свое почтение супруге верховного короля, и я любезно улыбнулась ему и поблагодарила за преданность. Я ясно слышала голос отца, считавшего, что лучше иметь Уриена союзником, чем врагом, и радовалась, что сейчас именно так и было.
Его сын Увейн едва достиг возраста оруженосца, но уже держал себя с достоинством молодого человека, который знает, что когда-нибудь станет предводителем воинов крупного королевства Британии.
Артур широко ухмыльнулся, когда Мерлин назвал имя Борса из Бретани. Большой светловолосый человек с такими же усами, как и у короля Бана, вышел вперед, сияя доброжелательностью. Даже если бы он и не привел Тео и его моряков к нашим берегам, Артур все равно радовался бы ему, потому что Борс был хвастливым, дерзким и таким же открытым, как и он сам.
Представили и других, о которых я вообще ничего не слышала, и их лица и имена расплывались в памяти почти сразу же.
Когда последний гость засвидетельствовал свое почтение, Мерлин низко поклонился и вернулся на свое место рядом с сияющей Нимю, прелестной в своем белом платье и венке из листьев плюща. Улыбка, которой девушка наградила его, была серьезна и полна восхищения, и, хотя чародей стоял ко мне спиной, я была уверена, что перед нами бог и богиня, смотрящие друг на друга.
Я встала и поблагодарила наших гостей за то, что они соблаговолили приехать, как это делала на праздниках в Регеде моя мать. Среди рыцарей пробежало невнятное бормотание, переросшее в скандирование. Артур поднялся, и мы стояли рядом, пока в зале звучали крики шумного одобрения и приветствия. Я медленно оглядела собравшихся.
«Когда-нибудь, — подумала я, — все вы станете такими же моими знакомцами, как воины и знать моего детства. Я узнаю историю ваших жизней, надежд и упований, сломанных костей и напрасных оваций, поступков смелых и безрассудных, любви обретенной и утраченной, детей, взращенных или похороненных… великие и обыкновенные, трагические и славные, наши жизни отныне потекут вместе, подобно гобелену с изображением человеческих поступков, сотканному на основе, созданной богом, окрашенной славой каждого нашего деяния. Нас будут помнить и воспевать грядущие поколения».
Я улыбнулась своему мужу и своему двору, махнула дудочникам, стоявшим у входа в кухню, и крикнула:
— Пусть начнется пир!
