Айрис Джоансен - Горький вкус времени
В Дюпре нарастала паника.
– Прекрасно! Если вы не хотите ехать в Вену, мы останемся здесь.
– Нет. – Мать повернулась и посмотрела на него. – Я останусь здесь. А ты отправишься в Вену.
Она отсылала его прочь! На него смотрели ее безжалостные серые глаза. Пухлые губы кривила презрительная усмешка. Сбывался его худший кошмар: он больше не нужен матери. От ужаса Дюпре лишился дара речи.
– Пожалуйста, – запинаясь, пробормотал он. – Вы же знаете, мне без вас не обойтись. Я хочу быть с вами, матушка. Всегда.
– Посмотри на себя. Ты только будешь ставить меня в неловкое положение, а не помогать.
– Нет. – Дюпре упал на колени, едва обратив внимание на резкую боль в ноге. – Вена слишком далеко. Вы же знаете, я не могу выносить, когда я вдали от вас. Умоляю вас, не отталкивайте меня. Сжальтесь. Я просто умру без вас.
Анна Дюпре отвернулась.
– Я надеюсь, что ты уедешь до утра. – И она махнула рукой в сторону арки, ведущей к лестнице. – Прощай, Рауль.
Дюпре с трудом поднялся на ноги. Он не сможет убедить мать. Она отсылала его прочь, и в этот раз она больше не позволит ему приблизиться к ней. Он никогда больше не увидит ее.
– Матушка! – Это был вопль агонии. Анна Дюпре досадливо отмахнулась от сына.
– Не будь гадким мальчишкой, Рауль. Ты знаешь, как бывает, когда ты становишься…
Входная дверь распахнулась.
– Гражданин Дюпре? – В комнату вошел офицер в форме Национальной гвардии, а за ним – четверо солдат. – Тебе придется пройти с нами. Ты арестован.
– По чьему приказу? – Дюпре тупо смотрел на офицера, почти не соображая, что тот говорит. Она отсылает его прочь.
– Как вы смеете врываться в мой дом? – холодно спросила Анна Дюпре. – Что бы ни сделал мой сын, я верная гражданка республики.
– Это будет решать гражданин Робеспьер. Он ждет в экипаже снаружи.
Она больше не позволит ему приблизиться к ней.
– Я не поеду, – заявила Анна Дюпре. – Рауль, скажи ему, что он не может меня заставить…
Но двое солдат уже уводили Дюпре через входную дверь. И мать неохотно последовала за ним прочь из дома к ожидавшему экипажу.
Когда Робеспьер ступил из экипажа на булыжники, бешеная ярость обратила тонкие черты его лица в застывшую ледяную маску.
– Я справедливый человек. Учитывая твои прошлые заслуги перед республикой, даю тебе единственный шанс защищаться, прежде чем вынесу приговор. Ты, Рауль Дюпре, бывший агент Марата?
– Да, – тупо отозвался Рауль.
Он никогда больше не увидит ее.
– И ты составил заговор с целью освободить Людовика-Карла и оставить улики у моего дома, чтобы во всем обвинили меня?
– Освободить? Нет, я убил его.
– Ложь. Мы знаем, ты тайком вывез его из города и теперь он уже находится на пути в Гавр. – Робеспьер вынул бумагу, показавшуюся Дюпре знакомой. – Ты станешь отрицать, что дал гражданке Симон это предписание с моей подделанной подписью и приказом передать мальчика на твое попечение?
– Я убил его. Он лежит в фургоне с грязным бельем в аллее за твоим домом.
– Твоя девка рассказала мне, как ты тайком, вывез мальчика из Тампля, но в фургоне никакого тела найдено не было. – Рука Робеспьера крепче сжала бумагу. – Где мальчишка?
– Он мертв.
– Ты рассчитываешь уничтожить меня, связав с монархистами, которые пытаются освободить мальчишку, но тебе это не удастся. – Робеспьер пронзительно завизжал:
– Слышишь? Тебе это не удастся! Я сегодня же отправлю тебя на гильотину! – Он указал на запряженную лошадью тележку, выезжавшую из тумана. – Эта тележка и отвезет тебя на гильотину. Почему ты молчишь? Считаешь, я не обладаю достаточной властью, чтобы приговорить тебя без суда?
Зачем Робеспьер так кричит? Неужели он не понимает, что это больше не имеет никакого значения!
– Нет, я знаю, что у тебя есть такая власть.
– Я отрублю тебе голову и велю бросить в братскую могилу с другими предателями, стремящимися уничтожить меня!
– Гражданин Робеспьер, могу я вернуться в дом? – вежливо поинтересовалась Анна Дюпре. – Сегодня очень холодно, и все это меня совершенно не касается. Я всего лишь мать Рауля. За эти годы я почти не видела его, пока он не явился сегодня вечером ко мне, умоляя спрятать его. Естественно, я собиралась отказать, когда ваш солдат…
– Ты его мать? – перебил Робеспьер, переводя взгляд на ее лицо. – Да, девка Дюпре упоминала и твое имя. Я нахожу странным, что он прибежал к тебе после этой измены, если ты в ней не участвовала.
– Я же сказала: он хотел, чтобы я его спрятала. Несмотря на его недостатки, я всегда была любящей матерью.
Смерть.
– Это так, Дюпре?
Общая могила.
Анна Дюпре нервно прокашлялась.
– Скажи ему правду, Рауль.
Вместе.
Она была испугана. Он должен спасти ее. Его долг – служить ей и спасти ее.
И вдруг молнией сверкнуло озарение, да с такой силой, что заполнило весь мир. Мать шагнула к нему.
– Почему ты молчишь? Скажи гражданину Робеспьеру, что я невиновна.
И как это он раньше не понял? – недоумевал Дюпре. Она же годами твердила ему это снова и снова. Она стояла перед ним на коленях и говорила, чего хочет, чего они оба хотят.
И теперь наконец он может дать ей это.
– Я не могу сказать ему этого, матушка. Это не правда.
Глаза Анны Дюпре вылезли из орбит.
– Рауль!
Дюпре повернулся к Робеспьеру:
– Разумеется, моя мать все знала. Она руководит мной во всем, что я делаю.
– Рауль!
Дюпре обернулся к матери и любовно улыбнулся ей.
– Все будет хорошо, матушка! Не бойтесь. Вспомните, о чем вы меня молили? – Его голос вдруг стал высоким и жеманным. – «Обещай мне, что мы всегда будем вместе, Рауль». Вот о чем вы всегда просили меня. Теперь это может сбыться. Теперь мы будем вместе. Всегда.
Дюпре слабо слышал крик матери, когда солдаты уводили их к тележке, остановившейся за экипажем Робеспьера. Бедная матушка! Она еще не поняла, но потом поймет.
По-прежнему со счастливой улыбкой Дюпре забрался в тележку и стал ждать, когда к нему приведут его мать.
22 часа 47 минут
Нана отвернулась от гильотины и быстро прошла через редкую толпу, собравшуюся на площади Революции. Поскольку в последние месяцы гильотина работала днем и ночью, обезглавливание стало слишком обычным зрелищем, чтобы собирать много зрителей. Если жертва не была какой-нибудь знаменитостью или высокого дворянского рода, работа палача проходила буквально незамеченной, не считая небольшой группы зевак, проявлявших к таким зрелищам нездоровый интерес, и фанатиков.
Нана быстро пошла по улице, плотнее кутаясь в плащ, и вскоре гильотина и ее немногие приверженцы исчезли в тумане за ее спиной. Ей необходимо было стать свидетельницей казни Дюпре, чтобы освободиться от того страха и уродства, которые он внес в ее жизнь и которые, казалось, разъели всю ее душу. Но то, что сейчас она увидела, только усилило ее ощущение ужаса.
