Шеннон Дрейк - Свет любви
Элиза заулыбалась, но вскоре морщинка прорезала ее лоб.
— А я не уверена, что горжусь своей родословной. Ведь Джон тоже мой сводный брат, как и Ричард, а Генрих был. таким развратником!
Брайан услышал, что ребенок замурлыкал во сне. Побоявшись встать, он прошептал Элизе:
— Возьми ее, она уже спит.
Элиза осторожно положила Ленору в колыбель. Брайан протянул к Элизе руки, и сердце ее забилось, когда она вернулась к мужу и снова легла рядом с ним.
— Элиза, я понимаю, как сильно ты любила Генриха. Ты, должна им гордиться. Ему не было чуждо ничто человеческое, он бывал вспыльчивым, суровым, часто несправедливым к своим сыновьям и к Элеоноре; но он был хорошим королем, Элиза. он дал Англии закон. Отличный закон, такой надежный, что он выжил в отсутствие Ричарда и, да поможет нам Бог, переживет правление Джона!
Элиза улыбнулась и осторожно прикоснулась к его щеке.
— Спасибо тебе за это, Брайан.
— Спасибо тебе, — тихо ответил он.
— За что?
— За внучку Генриха. И… за его дочь.
Элиза радостно прижалась к его груди, но тут же вспомнила о ранах Брайана. Она хотела отодвинуться, но он не пустил ее.
— Я так истосковался по тебе, — в его голосе послышалась хрипота, — я чуть не сошел с ума, думая о Джалахаре.
Элиза приподнялась на локте.
— Он никогда не прикасался ко мне, он ничем мне не повредил, Брайан. И потому… я рада, что ты не убил его.
Брайан испустил долгий вздох.
— И я рад, что не убил его.
— С ним осталась Гвинет.
— Правда?
— Она сказала, что стала отличной сиделкой. Это верно?
— Гвинет была добра ко мне, — ответил Брайан, увидев невысказанный вопрос в глазах Элизы. — Добра — но не более того.
Он всмотрелся в ее глаза, и счастье, наполнившее их, вознаградило его за недосказанную правду. Он поцеловал жену и пробормотал:
— Элиза… я верю тебе, и я не был бы счастлив, убив этого человека. Но мне бы не хотелось впредь слышать о нем.
— Мне тоже, — ответила Элиза, осторожно касаясь губами его шеи, — не хотелось бы слышать о заботах Гвинет!
— Договорились. А теперь раздевайся.
— Брайан, ты весь в ранах, синяках, и…
— Я весь — сплошное вожделение. К собственной жене.
Ей следовало возразить, что он едва только пришел в себя после поединка…
Но Элиза сама превратилась в трепещущее желание. Его глаза, руки… сознание того, что он по-настоящему любит ее, так же сильно, как она сама, — все это усилило голод, который уже давно не утоляли мечты.
С легким ропотом неодобрения она скинула тунику и рубашку и легла с ним рядом.
— Брайан… — Она вздохнула от наслаждения, едва он коснулся ее обнаженного тела. — Брайан, я люблю тебя…
— Я люблю тебя, герцогиня, — ответил он.
Элиза поднялась, прежде чем разразилась счастливыми слезами, и с лукавой улыбкой уставилась на мужа.
— Я намерена доказать, сэр Стед, что жена может быть лучшей сиделкой для мужа, чем кто-либо другой. Итак, милорд, где вам больно?
Он усмехнулся, сдерживаясь, чтобы не прижать ее к себе и не удовлетворить муку желания, томившего его долгие дни и ночи.
— Здесь, — ответил он, указывая на губы. Элиза нежно поцеловала его и вновь подняла вопросительные глаза. — Здесь… и здесь… и вот здесь…
Их овеял легкий ветер. Простыни упали с постели… Элиза лечила его раны столько, сколько им обоим хотелось…
Они ни о чем не задумывались. Между приступами безумия она волновалась о том, что причиняет ему боль, но Брайан словно не замечал этой боли. Наконец, не в силах больше терпеть, он вошел в нее, яростно и сладко…
Он весь превратился в боль, но наслаждение оказалось сильнее боли.
Он уже знал, что никогда не забудет эту ночь — объятия, тихий шепот, легкий ветер, дыхание спящего рядом ребенка…
Элиза больше не ускользала от него. Его жена, его любовь, надежная крепость, защита от прошлого и будущего.
В июне Ричард и Саладин заключили перемирие.
Третий крестовый поход был окончен. Брайан и Элиза с дочерью отплыли в Англию.
Эпилог
Апрель 1199 года
Ферс-Мэнор, Корнуолл
Всадник нагонял ее. С каждым мгновением грохот копыт неумолимо приближался…
Ее лошадь взмокла и прерывисто дышала, мчась бешеным галопом по грязи, через лес. Всадница ощущала, как яростно движется под ней огромное животное, как сгибаются и вновь распрямляются его плечи.
Элиза оглянулась, и налетевший из ночного мрака ветер ослепил ее, опутав лицо выбившимися прядями волос. Казалось, сердце внезапно остановилось, и тут же застучало громче, перекрывая стуком грохот копыт.
Она улыбнулась.
Он был уже в нескольких шагах. Вряд ли ее кобыле удастся уйти от погони, тягаться дальше с мощным боевым конем.
Черный рыцарь на полночно-вороном жеребце настигал ее. Она видела, как он садился в седло — ростом выше Ричарда Львиное Сердце, такой же широкоплечий и стройный. А ловкостью он превосходил любого…
Ей было никогда не спастись от него; он пленил ее сердце, и сейчас это сердце принадлежало ему так же надежно, как десять лет назад, когда она впервые обнаружила, что влюблена в мужа…
— Плутовка! — крикнул он, и Элиза поняла, что рыцарь настигает ее. Она придержала кобылу и ощутила, как сильные руки сдернули ее с седла, усадили верхом на огромного боевого жеребца. Глаза рыцаря ярко блестели в темноте, он нежно поцеловал ее. Он часто уезжал на континент, и всегда, когда возвращался, сердце его было переполнено любовью к ней.
Его улыбка погасла, он притворно фыркнул, отстраняясь от нее.
— Что это за выходки, герцогиня? Муж возвращается домой после поездки, продолжающейся целый месяц, а его жена удирает из поместья, прежде чем он успевает спешиться!
Элиза рассмеялась, обвивая руками его шею и играя пряжкой, удерживающей на плече плащ рыцаря.
— Эта… выходка, как ты ее называешь, вызвана тем, что жене хочется побыть с тобой наедине хоть несколько минут! Если бы я стояла на пороге, приветствуя тебя, как подобает, мне пришлось бы занимать разговором Уилла и всех прочих, кто прибыл с тобой. А потом тебе пришлось бы заняться детьми: ни у кого из нас не хватило бы сил выслать их из комнаты! Но теперь пусть Уилл исполняет обязанности хозяина и развлекает остальных, и Джинни и Мэдди подают ужин, а мы с тобой… скоро присоединимся к гостям.
Последние слова были произнесены с лукавой улыбкой, пронзившей его сердце как стрела. После десяти лет супружеской жизни, когда в доме было пятеро детей — трое братьев и сестренка Леноры, Элиза научилась говорить шепотом и улыбаться так, что разгоряченная кровь начинала еще быстрее струиться по его телу.
Десять лет, целых десять лет! В сентябре они должны были отметить годовщину свадьбы. Долгие годы прошли в трудах и заботах. Сейчас было трудно даже вспомнить, что когда-то Ферс-Мэнор был запущенным, разваливающимся домом: он превратился в крепость, на окрестных полях собирали богатые урожаи, крестьяне служили своим господам ревностно и усердно, ибо вознаграждением за их труд была справедливость лорда и леди. Поместье стало мирным, ухоженным и богатым.
