Натали Питерс - Опасное наваждение
Я опустила голову, чтобы она не видела моего лица, и сделала вид, что поправляю одеяло.
– Да, дорогая, – сказала я бодро, – он настоящий принц. Очень хороший, очень добрый. А сейчас постарайся уснуть, а я попозже принесу тебе Адама.
Габриэль с нетерпением ждала, когда принесут ребенка. В заботливых руках Марии он растолстел и казался достаточно здоровеньким, если вспомнить, что ему пришлось вынести. Когда он хотел есть, то кричал громко, как пароходный гудок. Но несмотря на всю заботу, которой мы окружили его мать, ей лучше не становилось. Ким готовил самые соблазнительные кушанья: сбивал сладкие кремы, варил супы, легкое мясо, но Габриэль почти ничего не ела. Я подозревала, что ей просто не хотелось жить.
Вскоре я услышала, что один человек собирается ехать на запад, в Сент-Луис. Я решила дать ему с собой письмо для Стивена. Я не знала, сколько времени потребуется, чтобы письмо достигло Нового Орлеана, может быть, месяцы, но я чувствовала, что должна рассказать Мак-Клелландам о Габриэль. Писать сама я и не пыталась, поэтому разыскала Профессора.
– Я хочу, чтобы ты написал для меня письмо, – сказала я ему. – Письмо мистеру Стивену Мак-Клелланду в Новый Орлеан. И я не хочу, чтобы ты сболтнул кому-нибудь хоть слово о том, что будет в письме, понятно? Я принялась диктовать.
– «Дорогой Стивен, мне ужасно жаль, что я не смогла написать тебе перед отъездом. Я пыталась, но из этого ничего не вышло. Мы с твоим братом отправились в Сент-Луис на поиски Габриэль, а потом объехали все Скалистые горы, прежде чем обнаружили, что гонимся не за той парой. В Солт-Лейк-Сити мы расстались, и я приехала в Сан-Франциско. Я нашла Габриэль. Сейчас она живет у меня. Стивен, бедняжка очень больна. У нее чахотка. Я о ней хорошо забочусь, но доктор считает, и я с ним согласна, что она, вероятно, не переживет зимы. Пожалуйста, прости, что я уехала так внезапно. Я с любовью думаю о тебе, но брак между нами более невозможен. Когда-нибудь при встрече я все объясню тебе. Желаю тебе всего самого лучшего. Остаюсь навсегда твоим самым преданным и любящим другом. Рони. P.S. У твоей сестры очаровательный сын, сильный и здоровый. Его зовут Адам Мак-Клелланд».
Когда я наконец запечатала письмо и убедилась, что оно отправилось в путь, с моей души словно камень свалился. Я выполнила свой долг друга семьи и одновременно разорвала помолвку со Стивеном. Все равно из нашего брака ничего бы не получилось. Я только обманывала себя.
Целых два дня я не думала ни о Стивене, ни о семье Мак-Клелландов. Однажды вечером я уже собиралась спуститься в игорный зал, как меня позвала Габриэль. Когда я села рядом с ней, она крепко сжала мою руку.
– Рони, – проговорила она слабым голосом. В ее больших, темных глазах застыла боль. – Рони, я не хочу, чтобы они узнали про меня. Пусть лучше они никогда не узнают, что со мной случилось. Мне так стыдно, Рони. – Слезы потекли у Габриэль из глаз. – Пожалуйста, не говори им ничего.
– Конечно, не скажу, дорогая, – заверила я ее. Я сразу поняла, кого она имела в виду. – Это будет наш секрет. Только наш. Я заставила всех слуг поклясться, что они ничего о тебе не расскажут. Не бойся, тот ублюдок не найдет тебя. Ни один человек ничего про тебя не узнает.
Я не сказала ей о письме. Доктор предупреждал, что ее нельзя волновать.
– Сет, – сказала Габриэль, крепче сжимая мне руку. – Особенно Сет! Поклянись мне, Рони. Если он приедет… ты ничего ему не скажешь! Я не хочу, чтобы он узнал, что случилась с… его маленькой Габи. Он будет так разочарован. Он возненавидит меня!..
– Но он твой брат, дорогая, – ответила я. – Он любит тебя и поймет, что в случившемся не было твоей вины. Брат будет всегда тебя любить, всегда. Он простит тебя.
– Нет, нет! – Она попыталась сесть. – Ты не должна ничего ему говорить. Обещай мне, Рони, пожалуйста! Я умру, если он узнает!.. Пожалуйста, пожалуйста!
Она все больше и больше нервничала. Я пыталась успокоить ее и в конце концов пообещала, что, если Сет приедет в Сан-Франциско, я не скажу ему ни слова. И, словно моего обещания было недостаточно, Габриэль заставила меня поклясться на маленькой Библии, которую держала под подушкой. Только после этого она немного расслабилась и, казалось, успокоилась.
– Мне так стыдно, – вздохнула она. – Это было ужасно. Он… он оказался совсем не таким человеком, каким я себе его представляла. Ты помнишь… ты помнишь, что говорила мне когда-то в Хайлендзе? Ты сказала, что он использует меня и разобьет мне сердце. Мне надо было тебя послушаться. О, почему, почему я тебе не поверила?
– Любовь глуха и слепа, – печально сказала я. – Никто не станет обвинять тебя, Габриэль. Борис мог быть совершенно неотразимым, когда хотел. А у тебя не было опыта общения с такими мужчинами. И у меня не было, когда мне было столько лет, сколько тебе. Я верила в любовь так же, как и ты.
– Он мертв, – отрешенно сказала она. – Я видела, как он умер. И я была рада его смерти.
Снизу донесся шум и громкие голоса. В отличие от большинства подобных заведений «Золотая цыганка» работала не круглосуточно. Я открывала в шесть и закрывала, когда посетители уставали и начинали расходиться. С первого этажа уже доносились крики и хриплый смех. Обычно к этому времени я уже была внизу, здоровалась с постоянными клиентами, которые спешили опустошить свои карманы за карточным столом. Но сегодня Профессору предстояло справиться одному. Габриэль готова была рассказать о себе и нуждалась в слушателе.
Они с Борисом действительно отправились в Калифорнию, но выбрали не тот маршрут, что мы с Сетом. Они сели на корабль, который отправлялся в Панаму. Борис слышал, что кратчайший путь к золотым приискам – причалить в Колоне, пересечь Панамский перешеек и потом сесть на другой корабль, идущий в Сан-Франциско. Такое путешествие должно было занять месяц, если не больше. Они наняли проводника и пересекли перешеек на лошадях, продираясь сквозь джунгли и болота.
– Первые несколько дней Борис был очень добр со мной, – сказала Габриэль. – Я думала, что влюблена в него, и совсем не жалела, что сбежала из дома. Но когда корабль достиг Мексиканского залива, Борис переменился. Он стал кричать на меня и даже бить. Меня никогда… никогда в жизни раньше не били.
Когда мы причалили в Колоне, все стало еще хуже. Он обращался со мной, как с существом второго сорта. Он использовал меня, а потом напивался и бил. – Она закашлялась, прижала ко рту платок и попыталась восстановить дыхание.
– Ты можешь сейчас не рассказывать всего, – сказала я, отводя волосы с ее бледного лица.
– Нет, – вскричала она. – Я должна кому-то все рассказать. Пожалуйста, позволь мне закончить.
