Мэй Макголдрик - Бунтарка
Где-то глубоко в подсознании возник образ Джейн Пьюрфой. Ее лицо в обрамлении черных кудрей, разметавшихся на ветру. Черные, как ночь, глаза, манящие его за собой в грозу.
Бросив сигару, Николас раздавил ее сапогом. Как мог он так легко увлечься? Никогда еще он не терял голову из-за женщины.
Николас уже хотел вернуться в дом, когда очередная вспышка молнии осветила поля за конюшнями, и он замер, увидев в долине одинокого всадника.
«Померещилось», – решил Николас и стал вглядываться в темноту, пока молния не озарила долину. Теперь он ясно увидел всадника в темной накидке с капюшоном.
Напрягая слух, Николас силился уловить приближавшийся цокот копыт.
Когда же молния разорвала небо, черное поле было пустынно.
Пастбище за садом и конюшнями оставалось безжизненным, но спустя короткое время он услышал, как заржала лошадь. Серый косматый пес, дремавший у его ног, вскочил и, понюхав воздух, затрусил в направлении стойла.
Николас постоял еще немного и, охваченный любопытством, вышел под дождь. Когда он пересек обнесенный стеной английский сад, отделявший дом от конюшен, его рубашка насквозь промокла, с подбородка капала вода. Держась в тени, Николас осторожно приблизился к конюшне.
Глядя через каменную изгородь на стойла, выходившие на выгул, он одновременно вслушивался в звуки, способные выдать появление полуночного всадника.
Струи дождя с журчанием лились с крыши в лужи. Николасу показалось, что сквозь шум воды он слышит цокот копыт и тихое бормотание женского голоса. Он напряг слух. Кто-то успокаивал животное. Николас перелез через стену и двинулся вдоль ряда стойл. Верхняя половина одной из дверей оказалась чуть приоткрытой.
– Oidhe maithe agut, mo bourine.
Джейн. Что бы ни значили эти слова, произнесенные на гэльском, Николас готов был биться об заклад, что они имели куда более ласковое значение, чем проклятия, которыми она наградила его утром. Улыбнувшись в темноте, он ждал, не желая пугать ее в стойле. Слишком хорошо владела она ножом, и Николас не очень-то был уверен в скорости своей реакции, чтобы снова рискнуть загнать ее в угол. Он продолжал ждать, рассчитывая, что она вот-вот выйдет из двери на выгул, но так и не дождался.
Наконец он распахнул верхнюю половину двери и громко кашлянул.
В нос ему ударил запах лошадиного пота и сырой кожи. Кобыла в темноте зашевелилась, и все стихло. Спину животного укрывала попона.
Тихо разговаривая с кобылой, Николас вошел в стойло. Потрепав мокрую гриву животного, он устремил взгляд на другую дверь, которую заметил за его высокой спиной. Она вела в помещение конюшни. Проскользнув мимо лошади, Николас вышел в узкий коридор с маленькими окошками, обернулся и погладил челку кобылы.
Даже в темноте узкого пространства было видно, что все стоит на своих местах и порядок не нарушен, если не считать мокрой морды лошади и седла со стекающими дождевыми каплями, висевшего на двери, ведущей в коридор конюшни. Ничто больше не говорило о том, что всего несколько минут назад Джейн Пьюрфой вошла сюда. Судя по всему, ночные прогулки были для нее не внове, практика возвращения была доведена до совершенства.
– Такая проворная и ловкая, – сказал он шепотом кобыле и, пятясь, покинул стойло тем же путем, каким вошел.
Выйдя под дождь, Николас опрометью бросился к дому. Ему хотелось увидеться с ней. Наедине. Быстро поднимаясь по склону холма, он сознавал, что ищет повод вновь оказаться на ее пути.
Дверь, где он недавно курил, была приотворена, какой ее и оставил. Перепрыгивая через ступеньки, он устремился наверх, намереваясь обогнать женщину.
Но добрался до ее комнаты слишком поздно. Из-под двери Джейн пробивалась ниточка света. Он хотел постучать, но в этот момент свет погас.
Николас улыбнулся и, покачав головой, двинулся по коридору в направлении своей спальни.
Он подождет. Завтрашний день обещает стать весьма интересным.
Кровать оставалась нетронутой, хотя свечи были погашены много часов назад. Мужчина средних лет, выглядевший гораздо старше своего возраста, бодрствовал в одиночестве, сидя у окна в кресле с изрядно потрепанной обивкой. Ночь выдалась длинная, будь она неладна. Гораздо длиннее, чем обычно.
Гроза за окном пошла на убыль, когда он услышал скрип древних петель секретного подземного хода. Как всегда, она воспользовалась тайным ходом, который вел из стены, отделявшей его комнату от соседней, в погреба стоявшего здесь когда-то замка и оттуда – в старые конюшни.
Насторожившись, он ждал, когда раздадутся единственные звуки, приносившие ему последнее время успокоение. Вскоре он услышал, как Джейн поднялась по узкой пыльной лестнице, как открылась и закрылась в ее спальне панель, как щелкнул замок.
С чувством облегчения сэр Томас Пьюрфой выпрямил свои больные суставы и, подняв уставшее тело, безмолвно двинулся через комнату к кровати, шаркая ногами.
Прошло девять лет, но он знал, что и через девяносто она не простит его.
Джейн была очень похожа на него. Она ничего не забывала и ничего не прощала. Но он все же был ее отцом. Она никогда не узнает, как жестоко он страдает из-за того, что она его отвергла.
Лежа без сна, как и в другие бесконечные ночи, сэр Томас Пьюрфой смотрел в черноту полога над собой, пытаясь вызвать в памяти воспоминания о тех днях, когда черноволосая девочка радостно носилась по зеленым лугам в окрестностях Вудфилд-Хауса.
Глава 7
Ее тело ныло. Кости болели от тяжелого удара, когда ее припечатало к земле крепкое тело Спенсера. Наступило утро.
Джейн не любила утро, особенно раннее. Но экономка Фей привыкла к ее недостаткам и, несмотря на жалобы Джейн, не уходила и ласково тормошила молодую женщину, пока та не вставала и не шла умываться. Надзирая с видом милостивого деспота, Фей с удовлетворением смотрела, как горничная помогает госпоже облачиться в черную амазонку и черные сапоги.
Глядя в зеркало, Джейн поморщилась при виде синяка на лице. Хотя отечность губы и вокруг рта значительно уменьшилась за ночь, дотронувшись до синяка, Джейн в сотый раз прокляла свою неосторожность, позволившую англичанину одержать над ней победу.
Оставалось лишь надеяться, что от полученной раны он тоже ощущает боль.
Снова взглянув на себя в зеркало, Джейн подумала, что еще неделю не сможет выходить из дому при свете дня, несмотря на свойственное ей пренебрежение к собственной внешности и одежде. Одно дело – шокировать отца, когда тот потребовал, чтобы она вышла к гостям, и совсем другое – то, что ей предстояло сегодня. Джейн старалась не привлекать к себе внимания.
Улыбнувшись Фей уголками рта, она вышла в коридор и без стука скользнула в комнату Клары. Возможно, сестра поможет ей решить проблему. Клара уже встала и оделась.
