Мишель Моран - Нефертити
— Я ищу визиря Эйе.
Старик слуга улыбнулся:
— Он там же, где и всегда, моя госпожа.
— И где же?
— В Пер-Меджат.
— Где-где?
— В Зале книг. — Слуга понял по моему виду, что я не знаю, где это, и спросил: — Госпожа, показать тебе дорогу туда?
— Да.
Я поспешила за ним, мимо Большого зала, в сторону Зала приемов. Для старика слуга был на редкость проворным. Вскоре он остановился у двустворчатой деревянной двери, и стало ясно, что заходить туда он не намерен.
— Это здесь?
— Да, моя госпожа. Это Пер-Меджат.
Он подождал, глядя, что я стану делать: постучусь или сразу войду. Я распахнула дверь и застыла, изумленно уставившись на самую великолепную комнату во всем Мальгатте. Я никогда прежде не видела целый зал, заполненный книгами. Две винтовые лестницы уходили к потолку, и повсюду, насколько хватало глаз, лежали свитки в кожаных двусторонних футлярах; должно быть, тут хранилась вся мудрость фараонов. Отец сидел за кедровым столом. Царица тоже была здесь, равно как и моя мать, они разговаривали между собой, быстро и напряженно. Когда я вошла, они умолкли. На меня устремились пронзительные взгляды двух пар голубых глаз; лишь теперь я поняла, насколько отец и его сестра похожи друг на друга.
Я откашлялась и обратилась к отцу:
— Нефертити хочет говорить с тобой.
Эйе повернулся к сестре:
— Мы поговорим об этом позже. Возможно, сегодня что-то изменится. — Он посмотрел на меня. — Чего она хочет?
— Сказать тебе что-то про царевича, — ответила я, когда мы вышли из Пер-Меджата в коридор. — Она думает, что нашла способ привлечь его.
В наших покоях Ипу с Мерит закончили наряжать Нефертити. На руках у нее позванивали парные узорные браслеты, а в уши были вдеты серьги. Я замерла, потом ахнула и кинулась вперед, посмотреть на результат усилий наших служанок. Они сделали ей в мочке уха не по одной дырке, а по две.
— Ну кто так делает — две дырки!
— Я! — отозвалась Нефертити, вскидывая голову.
Я повернулась к отцу. Он лишь одобрительно посмотрел на нее.
— У тебя какие-то новости о царевиче? — спросил он.
Нефертити взглядом указала на служанок.
— С этого момента ваши личные служанки — ваши лучшие подруги. У Кийи свои женщины, а у вас — свои. И Мерит, и Ипу прошли тщательный отбор. Они верны нам.
Я взглянула на Мерит. Та редко улыбалась, и я порадовалась, что отец выбрал мне в служанки более веселую Ипу.
— Ипу, — тихо распорядился отец, — встаньте с Мерит у дверей и негромко разговаривайте.
Он отвел Нефертити в сторону, и до меня долетали лишь обрывки их беседы. В какой-то момент вид у отца сделался чрезвычайно довольным. Он похлопал Нефертити по плечу и произнес:
— Отлично. Я тоже так думаю.
Потом они подошли к двери, и отец обратился к Мерит:
— Пойдем-ка. У меня есть для тебя работа.
И они, все трое, вышли из комнаты.
Я с удивлением посмотрела на Ипу:
— Что случилось? Куда они пошли?
— Сделать так, чтобы царевич отвернулся от Кийи, — ответила Ипу. Она указала на стул, и я села, чтобы она закончила мой макияж. — Надеюсь лишь, что они добьются успеха, — добавила она.
Мне стало любопытно.
— А почему?
Ипу взяла кисточку и откупорила стеклянный флакончик.
— Потому что Кийя, до того как выйти за царевича, была близкой подругой Мерит.
Я приподняла брови. Ипу кивнула:
— Они обе были дочерями писцов и росли вместе. Но Панахеси сделался великим визирем и забрал Кийю с собой во дворец. Так она встретилась с царевичем. Отец Мерит тоже должен был стать визирем, хотя и не таким значительным. Старший хотел повысить его в должности. Но Панахеси сказал Старшему, что отец Мерит — ненадежный человек.
Я ахнула:
— Какое вероломство!
— Кийя боялась, что, если Мерит появится во дворце, царевич может потерять интерес к ней. Но у Мерит на уме всегда был совсем другой мужчина. Она должна была выйти замуж за Херу, сына визиря Кемосири, как только ее отец получит новую должность. Когда этого так и не случилось, Херу сказал отцу, что он все равно любит Мерит, даже если она — всего лишь дочь писца. Они переписывались в надежде, что когда-нибудь Старший узнает, что его обманули. Потом письма перестали приходить.
Я выпрямилась на стуле.
— А что случилось?
— Мерит не знает. Но позднее она обнаружила, что Кийя завлекала Херу.
— Завлекала?
— Ну да. Хотя знала, что собирается замуж за царевича.
— Как жестоко…
Я представила улыбающуюся Кийю — точно так же она улыбалась мне там, в купальне. «В тебя, наверное, влюблены все девушки», — должно быть, сказала ему она.
Ипу, взяв гранатовую пасту, тихонько прищелкнула языком.
— Конечно, когда Кийя вышла замуж, ей уже было все равно, попадет ли Мерит во дворец.
— А ее отец?
— А! — Ямочки исчезли со щек Ипу. — Он по-прежнему писец. — Ее голос сделался низким и жестким. — Поэтому Мерит по-прежнему ненавидит Кийю.
— Но как Нефертити сможет занять место Кийи?
Ипу улыбнулась:
— Благодаря слухам.
4
21 фармути
Утром того дня, когда должны были состояться свадьба и коронация Нефертити, по дворцу поползли слухи, что в Фивы явилась красавица, равной которой Египет еще не видел, и что она станет царицей. Ипу подозревала, что толчком к возникновению этих слухов послужили дебены, служащие деньгами металлические кольца, розданные моим отцом, — ибо к восходу, куда бы Нефертити ни пошла, на нее изо всех окон пялились слуги. Знатные женщины, прибывшие ко двору по случаю коронации, принялись заглядывать в наши покои под всякими надуманными поводами и интересоваться, не нужны ли Нефертити благовония, или льняные ткани, или вино с пряностями. Через некоторое время мать заперла нас в своей комнате и опустила шторы на всех окнах.
Нефертити пребывала в раздражении; она не спала всю ночь. Она вертелась с боку на бок, стягивала с меня одеяло и то и дело шепотом звала меня, проверяя, сплю ли я.
— Стой спокойно, или я не смогу застегнуть твое ожерелье! — сказала я.
— И держись любезно, — посоветовала мать. — Эти люди даже сейчас, в эту самую минуту, нашептывают принцу новости и рассказывают ему о тебе.
Нефертити, которой Мерит как раз намазывала лицо кремом, кивнула.
— Мутноджмет, найди мои сандалии — те, которые с янтарем. И сама надень такие же. И неважно, что они неудобные, — добавила она, заметив мою реакцию. — Ты сможешь потом их снять.
— Но никто и не взглянет на мои сандалии! — возразила я.
