Жюльетта Бенцони - Сделка с дьяволом
– Ей-богу, госпожа графиня, я не против. Я и впрямь себя неважно чувствую. Так вы думаете, у меня была эта самая… как вы сказали?
– Галлюцинация? Конечно, я в этом уверена. О Лозарге уже ходят легенды. И, наверное, одна из них пришла вам в голову. Как бы там ни было, мы закажем молебен…
В сопровождении Клеманс, которая, по всей видимости, не знала, что и думать обо всем услышанном, Сенфуэн отправился на ферму. Стоя на пороге, Гортензия провожала их взглядом, пока они не скрылись в утреннем тумане.
– Ты правильно сделала, – услышала она за спиной голос Жана. – Ни к чему потакать глупым слухам. Боюсь только, что и после хорошего сна, даже если бы ты напоила его в стельку, ему не удастся обо всем забыть.
– Ты слышал?
– Все. Я был в столовой, просто не хотел показываться. Пошли, Клеманс сейчас вернется, а нам надо поговорить.
Они вдвоем вернулись в гостиную. Гортензия встала к камину, протянув озябшие руки к огню. Ей казалось, что холод пробирает ее до костей. Если честно, она не знала, что думать о рассказе бродячего торговца. Жан ходил по комнате, под его мерными шагами потрескивал паркет.
– Ты об этом думаешь? – прервала она наконец затянувшееся молчание.
– Что думать? Этот тип пьет как сапожник. Бог знает, сколько стаканов он пропустил, пока добрался до замка…
– Но этот огонь… крики…
– Ты же сама сказала: галлюцинация, пьяный бред. Надеюсь, ты сама-то в это все не поверила?
Она резко повернулась к нему:
– А ты? Разве ты не пытаешься сейчас убедить самого себя? Тебе не хуже моего известно, что в замке всегда происходили странные вещи, еще при жизни маркиза. Почему должно быть иначе после его смерти, ведь он был далеко не святым?
Жан подошел к Гортензии и положил руки ей на плечи. Прикосновение больших теплых ладоней успокаивающе подействовало на молодую женщину.
– Сердце мое, я не знаю, что там произошло на самом деле прошлой ночью. Лишь одно я понял: мне надо ехать туда.
Она мгновенно насторожилась.
– Зачем?
– Так надо. Ты забыла, что там Годивелла? Если крики этого придурка всполошили всю деревню, бог знает, что там может теперь случиться! А вдруг Годивелле угрожает опасность.
– Кто может желать зла Годивелле? Ее уважают на десятки лье в округе. Не скажу, что ее любят, у нее колючий характер, но никому и в голову не придет причинить ей зло.
– Откуда тебе знать? Решив поселиться на ферме, принадлежавшей Шапиу, рядом с развалинами, которые все считают проклятыми богом, она обособилась от всех. Когда людьми овладевает страх, они могут превратиться в диких зверей. Кто тебе сказал, что ее не считают немного колдуньей? В таком случае, повторяю, ей может грозить опасность. Я не могу допустить этого.
– Она не одна там. С ней Пьерроне.
– Этого мало. Мальчик он крепкий и храбрый, но что он сможет один против разъяренной толпы?
– А сам-то ты что сможешь, ты, взрослый и сильный человек?
– Я не просто сильный, со мной мои волки!.. Это лучшая охрана, о которой можно мечтать.
– Знаю.
Гортензия внезапно почувствовала себя бесконечно усталой. Она отступила на шаг, и руки Жана скользнули по ее плечам в беспомощном жесте.
– Главное, я знаю, что ты всеми силами души стремишься уехать жить туда. Я надеялась, что хоть зиму ты проведешь со мной. Наша свадьба должна состояться на Пасху. Каноник де Комбер специально приедет сюда нас обвенчать. А до тех пор, я думала, мы будем вместе, так как снег заметет все пути. Если ты уедешь теперь, то не вернешься больше…
Он почти силой привлек ее к себе.
– Что за глупость? Неужели снег, буря, мороз могут помешать мне добраться до тебя? Я вернусь, моя нежная, я буду часто приходить. Но сейчас мне нужно самому узнать, что там происходит, и защитить Годивеллу. Она ведь старенькая, ты забыла? Даже если она делает вид, что это не так.
Он поцеловал ее, и она вернула ему поцелуй, в котором было больше отчаяния, чем нежности.
– Хочешь, я поеду с тобой?
– В Лозарг? Полно, Гортензия, разве ты не говорила мне, что не хочешь больше туда возвращаться? Что это место внушает тебе ужас?
– С тобой я пойду куда угодно, хоть в самый ад, ты же знаешь…
– Я ни секунды в этом не сомневаюсь, но ни за что на свете не соглашусь тебя взять с собой… – Его голос потеплел, превратившись в нежный шепот, его губы почти касались уха молодой женщины: – Ты будешь умной девочкой и останешься здесь, в тепле и покое. Не забывай, что ты носишь в себе новую жизнь, бесконечно драгоценную для меня. Отпусти меня теперь. Мне не терпится увидеть Годивеллу…
– Когда ты вернешься? – спросила она, крепко держась за него, злясь на себя за то, что не смогла скрыть слез. Это были слезы горечи и вместе с тем злости: ведь она попалась в собственную ловушку.
– Скоро, обещаю тебе. В любом случае Рождество мы проведем вместе. А Рождество уже через неделю…
Минуту спустя Жан ушел, сопровождаемый Светлячком. Оставшись одна, Гортензия упала в кресло и расплакалась. Что из того, что Жан будет недалеко? Ею овладела беспросветная тоска. Что-то подсказывало ее сердцу, что пройдет гораздо больше времени, нежели одна неделя, прежде чем она вновь увидит любимого.
На следующий день она получила письмо…
Глава III
В которой дружба вновь вступает в свои права
В то время, в конце 1830 года, получение письма прямо на дом было еще событием из ряда вон выходящим. Всего немногим более полугода тому назад почтовое ведомство ввело должность сельских почтальонов. Эти смельчаки, проходившие ежедневно по пять лье, не могли, естественно, навещать вас каждый день. Поэтому их приход встречал всегда самый радушный прием.
Так было и в Комбере, когда почтальон из Шод-Эга, входя в кухню, бодро произнес:
– Привет всей честной компании! Холодновато сегодня.
Его слова побудили Клеманс незамедлительно поставить греть вино, куда она добавила сахара и корицы. Потом она положила письмо на поднос и направилась к Гортензии, занятой вышиванием, в то время как Этьен ползал по ковру, прилагая максимум усилий, чтобы поскорее испачкать чистое платье, только что надетое на него Жанеттой.
– Это из Парижа, – заметила Клеманс. Потом, спохватившись, вежливо добавила: – Надеюсь, в нем добрые вести?
– Я тоже на это надеюсь, Клеманс. Вы позаботитесь о Гратьене Доза? Почтальон для нас человек незаменимый.
– Не беспокойтесь, мадам. На наш дом ему жаловаться не придется.
Молодая женщина уже сломала красную печать, развернула письмо и принялась разбирать подпись, так как почерк был ей незнаком. К своему величайшему удивлению, она увидела, что письмо было от Видока, бывшего начальника полиции при Наполеоне и Людовике XVIII, в настоящее время переквалифицировавшегося во владельца бумажной фабрики в Сен-Манде. Для нее же Видок был главным образом другом…
