Сьюзен Поль - Безмолвная графиня
Грейдон подошел к ней с намерением осуществить свое право на вальс и остался стоять с протянутой рукой, с застывшей на губах обаятельной улыбкой. Он выглядел и чувствовал себя дураком, не зная, что ему делать. Никогда раньше ему не приходилось быть отвергнутым, когда он приглашал кого-нибудь танцевать. А она… она просто смотрела на него – пристально и вроде бы с отвращением. Она даже не написала ему записки на листочке из ее золотого футляра, как делала многократно в течение дня. Она пренебрежительно общалась с ним через леди Изабель, которая явно была в замешательстве оттого, что леди Лилиан заявила, что ему совсем не обязательно танцевать с ней.
Не обязательно, сердито думал Грейдон, наблюдая за ней. Что, черт возьми, это значило? У него было столько неприятностей из-за нее, а она теперь без всяких причин отталкивала его. От одной мысли о том, через что ему пришлось пройти, чтобы гарантировать ей несколько танцев, его руки сжались в кулаки. Сиборн Мэргейт даже имел наглость заявить, что будет танцевать с немой леди Лилиан, только если Грейдон продаст ему свою черную охотничью собаку, которую он приобрел в прошлом году. И вот теперь оказалось, что эта жертва напрасна. Она отвергла Сиба так же холодно, как и всех остальных.
Приятно было полюбоваться, как спесивому красавцу лорду Мэргейту первый раз в жизни отказали. Он выглядел совершенно сраженным. Однако Грейдона это не очень утешило, ему хотелось свернуть нежную шейку неблагодарной леди Лилиан.
Она стояла рядом со своей невесткой и леди Изабель точно так же, как несколько дней назад в зале у Олмэка. Но тогда она казалась совсем беспомощной. Сейчас же леди Лилиан выглядела ни больше ни меньше неприступной крепостью. Ее родственницы пребывали в растерянности. Изабель тоже попыталась было отказывать кавалерам. Но лорд Долтри не захотел принимать отказ и чуть ли не насильно вытащил грозно смотрящую молодую леди танцевать с ним вальс. Когда танец закончился, он подвел Изабель к ее матери и решительно направился к Грейдону.
– Она расстроена, – тихо сказал он. – Я имею в виду Изабель. Кажется, леди Лилиан провела остаток дня, запершись в своей спальне, после того как мы привезли их домой. Примерно через час к ней заходил Кардемор, а когда вышел, казался недовольным.
– Черт, – пробормотал Грейдон, – что-то не так, хотя не могу понять, что именно. Она была всем довольна сегодня днем.
Долтри, приняв бокал бургундского от проходившего мимо них лакея, заметил:
– На обратном пути в Уилборн-Плэйс она выглядела очень угрюмой.
– Я начинаю думать, что уже ничего не понимаю, – ответил ему Грейдон. – За исключением того, что я потратил все это утро на напрасные визиты. Я не собираюсь терять Сан-Кэтирс только из-за того что одна прелестная особа ни с того ни с сего лишилась разума.
Сказав это, он устремился через весь зал.
Мелькнувшее на лице Лили удивление, когда она увидела, что он направляется к ней, почти тут же сменилось холодным выражением, которое не сходило с ее лица почти весь вечер.
Прежде чем повернуться к объекту своего гнева, Грейдон вторично за этот вечер поприветствовал леди Маргарет и леди Изабель.
– Сейчас заиграют вечерний танец, насколько я знаю, леди Лилиан. Вы окажете мне честь, если позволите быть вашим партнером.
Подняв руку в белой перчатке, она отрицательно покачала рукой. Он услышал, как леди Изабель расстроенно произнесла:
– Она сказала: «Большое спасибо, милорд, но боюсь, что я не готова танцевать сейчас».
Грейдон не был особенно искушен в языке жестов, но прекрасно понял, что леди Лилиан не произнесла ничего даже отдаленно похожего на эти учтивые слова.
– Тогда, может быть, вы хотите прогуляться по саду? Вечерний воздух дышит свежестью.
Грейдон увидел, как ее ясные голубые глаза вспыхнули такой же сильной яростью, какую испытывал и он. Она снова подняла руку, но, прежде чем она успела сделать отвергающий жест, Грейдон схватил ее руку и крепко сжал.
– Очень вам признателен, миледи, – сказал он, насильно кладя ее ладонь на свою руку. Обращаясь к леди Маргарет, которая отвлеклась, с удивлением наблюдая за тем, как лорд Долтри вторично утащил ее дочь танцевать, он сказал: – Обещаю вам вернуть вашу племянницу к ужину, мадам.
Вести леди Лилиан в сад было все равно, что тащить якорь через весь зал. Оказавшись на открытой веранде, она снова попыталась обрести свободу. Однако там сидели, наслаждаясь ночной прохладой, еще несколько пар, а то, что Грейдон собирался сказать леди Лилиан, требовало уединения. Он еще сильнее сжал ее руку, кивнул нескольким знакомым и решительно увлек ее вниз по лестнице в темноту сада.
– Сюда, – сказал он, когда они приблизились к уединенной скамейке. – Вот подходящее место.
Лили вырвалась.
Устремив на него взгляд, она открыла рот и произнесла:
– Н-не надо!
Он остолбенел, потому что это было сказано странно низким голосом, похожим на мужской. Было невозможно поверить, что эти звуки слетели с прекрасных женских уст.
– Не надо? – повторил он, задержав дыхание и стараясь не выдать своего смятения. – Не надо что, миледи?
Она отвернулась от него.
– Дотрагиваться до вас? – допытывался он. – Говорить с вами? Приглашать танцевать?
Она насмешливо фыркнула. Он встал так, чтобы видеть ее лицо.
– Простите за откровенность, леди Лилиан, – начал Грейдон, стараясь быть благовоспитанным, хотя ему хотелось отбросить все условности и поговорить начистоту. А больше всего ему хотелось схватить ее и как следует встряхнуть. – Я чувствую, что в чем-то провинился. Если это так, умоляю, скажите мне, что я сделал. Взбешенная, она, опустив глаза, сказала:
– М-мож-жет б-быть, я п-плохо разг-говар-рив-ваю, – тут она остановилась и набрала воздух, – н-но эт-то н-не знач-чит, что я с-слаб-бо-ум-мная.
Ей стоило больших усилий произнести эти слова. Он видел, с каким трудом, почти преодолевая боль, она заставила звучать свой низкий раскатистый голос. А еще он видел, какое отвращение вызывают у нее звуки собственного голоса. Она была очень разгневана и обижена, иначе она ни за что бы не заговорила. Поняв это, он смягчился.
– Конечно, вы никакая не слабоумная, – сказал он. – И я не давал вам повода думать, что… – Она внезапно подняла голову, и он отшатнулся под ее осуждающим взглядом. – Чем я вас так обидел?
Она села на скамейку, привычно раскрыла золотой футляр, вынула листок бумаги и крошечный карандаш и начала яростно писать, прищурившись, чтобы лучше видеть в темноте. Закончив писать, она протянула листок ему.
– Я лгал лорду Хэнби? – сказал он, прочитав, и рассмеялся. – Я никогда не лгал лорду Хэнби. Что за чепуха! Я никогда не… – И тут, поняв, что она имела в виду, он изумился. – Это вы про то, что я сказал ему, будто уже зарезервировал себе право танцевать с вами?
