София Нэш - Жених века
Герцог вытащил маленький карманный нож и раскрыл его, показав крошечное, но опасное на вид лезвие.
Она, не вставая, попятилась, пока не добралась до конца кровати.
— Я же просил вас не двигаться. Виктория, делайте, как я говорю. Послушайте, я обещаю, что никогда за всю вашу жизнь больше не заставлю вас делать ни единой проклятой вещи, — тихо проговорил он, что совершенно не вязалось с непререкаемым авторитетом, отражавшимся на его лице. Что бы герцог ни задумал, он собирается сделать это — с или без ее согласия. Девушка решила, что первое будет менее болезненным, так что опустила ногу, чтобы он мог осмотреть ее.
Когда она увидела блеск ножа, то изо всех сил зажмурилась.
Два резких удара острой боли пронзили ее, и Виктория выкрикнула мерзкое ругательство, но осталась неподвижной.
— Хорошая девочка, — сквозь зубы выговорил Джон.
Теплое давление заменило жестокий нож, и она снова открыла глаза, чтобы увидеть, как его темная голова накрывает ее ногу. Боже, он целует ее ногу. Боже мой… Виктория подумала, что может упасть в обморок.
А затем она ощутила, как герцог изо всех сил сосет открытую рану.
— О, пожалуйста, перестаньте… — простонала она, ее нога запульсировала.
Джон отвернулся, и Виктория услышала, как он сплюнул на земляной пол.
— Тише, — едва слышно произнес он, перед тем, как вернуться к своей работе.
В конце концов, это не так уж и страшно, решила она, ее голова кружилась словно вокруг какой-то невидимой оси. Как только пульсация прекратилась, и онемение опустилось на ее плоть, словно теплое одеяло, ее мозг осознал весь ужас сложившейся ситуации. Джон успешно высасывал яд, пока она не начала волноваться, что ему самому станет плохо.
Наконец он оторвал рот от ее ноги, прикрыл область раны от ее взгляда. Вытащив носовой платок, герцог обернул его вокруг ее лодыжки и заправил концы под повязку.
— Вот так.
Затем он посмотрел на Викторию, лицо его ничего не выражало, а глаза словно остекленели.
— Держи. — Он сунул руку за отворот сюртука и вытащил свою изысканно украшенную фляжку с величественным гербом, выгравированным на ее серебряном боке.
И вот тогда она увидела это. Когда он протянул ей фляжку, его рука всего лишь слегка, но дрожала.
Господи. Она скоро умрет, и Джон знает об этом. Она умрет из-за того, что топала по якобы безобидной сельской местности. После всех этих лет, когда проходила мимо так называемых смертельных опасностей, располагающихся в городе за пределами Мэйфера.
Виктория за всю свою жизнь не выпила ни капли спиртного. Она схватила фляжку, которую он ей предложил, и без угрызений совести, сделала большой и долгий глоток — который оказался вовсе не таким большим и длинным, как ей хотелось бы. Ее горло словно объяло огнем, и она раскашлялась сквозь это адское пламя. И выпила еще немного бренди.
— Виктория, — прошептал герцог, отчаяние пронизывало его слова. — Этого достаточно.
— Тогда выпей ты, — проговорила она, пытаясь продемонстрировать фальшивую храбрость.
— Теперь ты хочешь, чтобы я выпил?
— Это же поминки, верно? Вот почему ты предложил мне бренди, не так ли?
Он не рассмеялся, что послужило для нее причиной еще больше испугаться. Джон поставил фляжку на стол вне пределов ее досягаемости и украдкой посмотрел на ее обмотанную платком ногу. Ее лодыжка и голень пульсировали от ощущения сотен покалывающих булавок и иголок.
— Ну, полно. Ты просто расстроена. И нет, я отказался от спиртных напитков. Разве ты не говорила, что они плохо влияют на мою подагру? — Эта вынужденная шутка, слетевшая с его губ, совершенно не вязалась с мрачным выражением его лица, и в этот момент девушка узнала, без малейшего сомнения, что ее жизнь кончена.
— О… Джон, — снова прошептала она, ее мозг размягчился от бренди. А затем она не смогла остановить слова, которые гарантированно выставили ее дурочкой. — Я не должна умереть так рано.
— Виктория…
— Все должно было произойти совсем не так. Я должна была прожить длинную, унылую жизнь, и стать седой старой девой после того, как выращу сотни подкидышей. И они прибили бы табличку в часовне в мою честь. — Она ощутила себя словно в бреду и торопливо продолжила: — О, я сожалею о многих вещах. Но хуже всего то, что я никогда не испытала… — Она резко замолчала, ее унижение достигло высшей точки.
— Не испытала чего?
— Ничего. Совсем ничего. — Если бы она могла покраснеть еще сильнее, то из ее вен начал бы извергаться огонь.
— Скажи мне.
— Я умру… Ну, ты знаешь…
Джон заморгал.
— Милая, — произнес он, — не говори чепухи…
— Чепухи? Думаю, что у меня есть право говорить что хочу, и поступать, как хочу, когда я умираю. Была ли эта кобра, которая только что укусила меня, ядовитой или нет?
— В Англии нет кобр — только змеи — по большей части, песчаные змеи.
— Не смей менять тему разговора, Джон. Так меня только что укусила или не укусила смертельно ядовитая змея?
— Возможно. — Будет лучше, если она не будет знать, к каким выводам он пришел. Если эта змея была взрослой гадюкой, что было наиболее вероятно, то герцог никогда не откроет ей, каким мучительным и фатальным может быть этот укус.
— А ты только что высасывал или не высасывал яд?
— Возможно, — неохотно ответил он.
— А какие змеи в Англии являются ядовитыми?
— Те, что предпочитают тенистые, поросшие лесом места — Vipera berus.
Виктория, казалось, была шокирована, ее лицо и руки побелели и стали влажными.
— То, что я провела всю свою жизнь в приюте, не означает, что я не могу расшифровать латынь. О Боже, Vipera означает гадюка, — простонала она.
— Послушай, не стоит торопиться с выводами. Песчаная змея обычно пятнистая.
— Дай я угадаю, — проговорила она, ее значки неестественно расширились. — А у гадюки на спине узор из темных ромбов.
— Послушай, есть возможность, что ты можешь ненадолго заболеть, но по всем причинам стоит предположить, что ты поправишься. Ты молода, и полна сил, и… — От его слов на лице девушки проступило еще больше беспокойства, так что Джон схватил ее в свои объятия, и она наконец-то дала волю слезам, медленно собиравшимся в ее стекленеющих глазах. Он мысленно помолился о том, чтобы последние произнесенные им слова оказались истинной правдой. И при этом он понадеялся, что его горло болит от напряжения, а не от яда.
Герцог наклонился и поцеловал ее висок, а потом мокрые щеки, а после ее… Господи, всеми фибрами души ему хотелось осушить эти слезы. Он сделал бы все, что угодно, чтобы прогнать ужас этого момента. Ему хотелось утешить Викторию, заверить, что хотя бы раз в жизни о ней заботятся.
