Розмари Роджерс - Это неистовое сердце
– Как жаль, что ты вообще родила меня! – холодно объявила я. – И как некрасиво со стороны деда, что он так рано умер!
– О да! – бешено процедила мать, казалось, полная решимости высказаться до конца. – Да. Ты не поймешь, а ведь мне было всего семнадцать! Что знала я о любви и браке? Все решили за меня! Выдали замуж за Гая Дэнджерфилда, которого я до свадьбы видела только дважды, за человека намного старше! Что было делать?! Всю жизнь мне внушали, что главное – удачно выйти замуж. Никто не спросил, что думаю я! Выдали замуж, чтобы производить на свет наследников имени Дэнджерфилд! Благодарение Богу, после родов меня оставили в покое!
Я взглянула на раскрасневшееся лицо матери, дрожа от гнева.
– Вы ненавидели моего отца. И меня с того момента, как родилась. Я дитя вашей ненависти, дорогая мать, и зачем осуждать меня за то, что вы оказались слабее!
– Почему? Потому что ты жестока. Это не сила, а бессердечие и равнодушие.
– Вряд ли это сейчас важно!
– Наверное, ты права! Но виновата не только я! Меня готовили к спокойной семейной жизни. Если бы твой отец любил меня, хоть немного, и не презирал бы так, все могло быть иначе. Но его тоже заставили жениться, чтобы угодить отцу. У него была другая – я так и не узнала, кто и что она значила для Гая! Иногда он во сне бормотал ее имя: «Илэна! Илэна…» И назвал тебя Ровена Илейн. Нет, он никогда не любил меня! Стоит ли удивляться, что я искала любви?!
И на секунду я увидела ее такой, какой она была двадцать лет назад, прежде чем растолстела, а лицо покрылось морщинками. Бедная Фэнни! Как бы она ни старалась, мы никогда не поймем друг друга и не сможем быть друзьями или хотя бы взаимно искренними.
Поэтому я молча смотрела на мать, и та некоторое время спустя, казалось, полностью взяв себя в руки, пожала плечами:
– Ну что ж, даже лучше, что все выяснено до конца. Я сказала то, что давно хотела сказать.
Мы не поцеловались на прощание. Лакей передал мои сундуки носильщикам, и когда карета отъехала, я даже не обернулась. Через несколько часов я оставлю прошлое позади и начну новую жизнь. Вспоминая предыдущее путешествие, я искренне пожалела ту Ровену – жалкое, испуганное, плохо одетое создание. Неужели прошло всего два года?! Но на этот раз я по крайней мере знала, что меня ожидает.
Подойдя к самому берегу, я подняла голову и почувствовала влажный соленый вкус на губах. Поцелуй ветра…
«Путешествия кончаются встречей влюбленных…» Откуда эта дурацкая цитата? У меня не было возлюбленного и, как я твердо решила, никогда не будет, если это зависит от меня, конечно. Никто не будет мной повелевать! Желаю сама себе быть хозяйкой.
Мне был преподан хороший урок так называемой любви. Смехотворные, неуклюжие движения, делавшие из мужчины зверя, а из женщины послушную куклу. Но животные по крайней мере не маскировали похоть красивым словом «любовь».
– Отплываем с приливом, – сказал один матрос другому, и тот же ветер, что коснулся моего лица, погнал рябь по воде. Прекрасный солнечный день. Именно в такие дни нужно начинать все путешествия.
Глава 3
Я отправилась в путь на американском судне и скоро привыкла к странному, гнусавому акценту других пассажиров. Американцы более дружелюбны и общительны, чем англичане, и, хотя я старалась держаться подальше, они все время пробовали познакомиться и вовлечь в разговор. Больше всего любопытства вызывал мой титул, и, хотя американцы гордились демократическими принципами, знакомство с дочерью графа производило на них глубочайшее впечатление. Мы остановились на три дня в Гавре, чтобы взять на борт пассажиров из Парижа, и мне представился случай снова там побывать, хотя на этот раз я не встречалась с друзьями Эдгара, а чувствовала себя свободной и счастливой: гуляла по улицам, заходила в магазины, наслаждалась одиночеством.
Но все же я не могла дождаться конца путешествия и встречи с отцом. Мать говорила, что мы похожи. Неужели мы сможем понять друг друга и… даже полюбить?
Я проехала полсвета, но, когда впервые увидела бостонскую гавань, не переставала спрашивать себя: что почувствовал отец, очутившись здесь? Встретит ли меня или слишком болен, чтобы путешествовать?
Отойдя от поручня, я направилась в каюту; в ушах неожиданно зазвучали горькие слова матери: «Ты жестока, Ровена… Это не сила, а бессердечие… Мне кажется, ты не способна ни на какое чувство».
Ну что ж, я по крайней мере не была слаба. Словно бриллианты, подаренные сэром Эдгаром, – такие же твердые, сверкающие миллионами крохотных огоньков. Как часто он сравнивал меня с этими камнями, жаловался, что язык мой жалит по-змеиному, но так и не смог пробудить во мне нежность и страсть, которые так надеялся отыскать. Жалости к нему я не испытывала. Мы использовали друг друга – каждый по своим причинам, и теперь наконец я была свободна. И никогда, никогда не позволю больше использовать себя!
– Леди Ровена, – раздался за спиной голос стюарда.
Защелкнув замок последнего сундука, я обернулась.
– Простите, леди Ровена, к вам посетители. Другие пассажиры уже покидают судно, но ваши друзья желают лично проводить вас на берег.
– Благодарю вас.
Прибытие корабля задержалось из-за плохой погоды. До сих пор я не знала, встретит ли меня кто-нибудь. Но оказалось, меня ждали и даже приехали, чтобы встретить.
Когда я вышла на палубу, «друзья» нерешительно переминались в стороне от хлопотливо снующих пассажиров и встречающих. Миссис Кэтрин Шеннон, очевидно, вдова, оказалась величественной дамой в трауре. Она была невесткой мистера Тодда Шеннона, партнера моего отца, и приехала в сопровождении племянницы и ее мужа – приятных и дружелюбных, но не очень веселых людей.
Скоро я узнала, почему они взяли на себя труд встретить меня и почему Коринна Дэвидсон, обычно живая и жизнерадостная, была такой подавленной в день нашей первой встречи.
– Телеграмма прибыла только неделю назад, – спокойно объяснила миссис Шеннон. – Дорогая, нам ужасно жаль! Не так хотел встретить вас ваш отец! Но вы должны знать…
Я заметила, что глаза Коринны Дэвидсон наполнились слезами. Мой отец мертв. Я никогда не увижу его. Но не заплакала. Я словно окаменела и чувствовала, как лицо стянуло, будто маску, безразличную, бесстрастную, ничего не выражающую.
Каким облегчением явилось то, что Джек Дэвидсон, спокойный, уверенный молодой человек, позаботился о багаже!
Эти люди оказались такими тактичными, ненавязчивыми, понимающими, насколько я потрясена, и не докучавшими излишним показным сочувствием.
– Мы с Джеком живем в Нью-Йорке, гостим у тети Кэтрин, – пояснила Коринна. – Конечно, вы тоже остановитесь у нее. Так ведь, тетя Кэтрин?
