Генри Джеймс - Вашингтонская площадь
— Четыре раза в неделю?
— Пять раз, если угодно. Я весь день отсутствую и ничего этого не вижу. Но когда в доме происходят подобные вещи, следует сообщать мне о них.
Миссис Пенимен, не опуская поднятых бровей, напряженно размышляла.
— Дорогой Остин, — сказала она наконец. — Я неспособна обмануть доверие друга. Даже перед лицом невыносимых страданий.
— Успокойся, страдать тебе не придется. Но чье это доверие ты неспособна обмануть? Неужели Кэтрин взяла с тебя клятву вечно хранить ее тайну?
— Вовсе нет. Кэтрин рассказывает мне гораздо меньше, чем могла бы. В последнее время она не очень-то мне доверяет.
— Так, значит, это молодой человек сделал тебя своей конфиденткой?(*7) Позволь заметить, что с твоей стороны чрезвычайно нескромно вступать в тайные союзы с молодыми людьми. Знаешь ли ты, куда это может тебя завести?
— Не знаю, что ты называешь тайным союзом, — сказала миссис Пенимен. Меня интересует судьба мистера Таунзенда, я этого и не скрываю. Но больше ничего тут нет.
— При данных обстоятельствах и этого достаточно. И откуда у тебя такой интерес к мистеру Таунзенду?
— Ну как же, — миссис Пенимен задумалась и затем снова расплылась в улыбке: — Он такой интересный!
Доктор призвал на помощь все свое терпение.
— Но что именно кажется тебе в нем интересным? Его внешность?
— Его несчастная жизнь, Остин.
— А, так он несчастен? Это, конечно, всегда интересно. А не могла бы ты мне объяснить, в чем заключаются несчастья мистера Таунзенда? Хотя бы некоторые?
— Боюсь, ему бы это не понравилось, — сказала миссис Пенимен. — Он очень много рассказывал мне о себе. Собственно говоря, он поведал мне всю свою жизнь. Но я, наверное, не имею права пересказывать. Он, конечно, и тебе бы обо всем рассказал, если бы знал, что ты будешь к нему добр. Добротой от него можно всего добиться.
Доктор рассмеялся.
— В таком случае я со всей присущей мне добротой попрошу его оставить Кэтрин в покое.
— Ой-ой-ой! — отставив мизинец, миссис Пенимен погрозила брату указательным пальцем. — Кэтрин к нему, наверное, добрее!
— То есть влюблена в него? Так, что ли?
Миссис Пенимен опустила глаза.
— Я уже сказала, Остин, что она не поверяет мне своих тайн.
— И все же у тебя, конечно, сложилось свое мнение. Вот я тебя о нем и спрашиваю. Не стану, правда, утверждать, что готов считать его объективным.
Миссис Пенимен долго смотрела на ковер; наконец она подняла глаза, и брат отметил про себя, что взор ее весьма выразителен.
— По-моему, Кэтрин очень счастлива. Вот все, что я могу тебе сказать.
— Таунзенд рассчитывает на ней жениться — правильно я тебя понял?
— Он ею очень интересуется.
— Неужели он находит ее привлекательной?
— У Кэтрин чудесная душа, Остин, — сказала миссис Пенимен, — и мистер Таунзенд оказался достаточно умен, чтобы это заметить.
— Не без твоей помощи, я полагаю. Дорогая Лавиния, — воскликнул доктор, — тетка из тебя просто восхитительная!
— Мистер Таунзенд говорит то же самое, — с улыбкой заметила Лавиния.
— Ты думаешь, он искренен? — спросил ее брат.
— Когда он это говорит?
— Ну, тут он безусловно искренен! А вот искренне ли он восхищается Кэтрин?
— В высшей степени. Он высказывал о ней самые тонкие, самые очаровательные суждения. Он и тебе бы их высказал, если бы был уверен, что найдет в тебе снисходительного слушателя.
— Боюсь, эта роль мне не под силу. Слишком уж много снисходительности требуется для разговоров с ним.
— Это очень чувствительная, очень восприимчивая натура, — сказала миссис Пенимен.
Некоторое время брат молча курил сигару.
— И эти нежные свойства его натуры устояли перед всеми постигшими его невзгодами? Ты так и не рассказала мне о его несчастьях.
— О, это длинная история, — сказала миссис Пенимен, — и его тайны для меня священны. Пожалуй, я вправе сказать, что в свое время Морис покуролесил; он в этом откровенно признается. Но он дорого поплатился.
— Так вот почему он остался без гроша!
— Я имела в виду не только деньги. Он остался совсем один.
— То есть такое вытворял, что даже друзья от него отвернулись?
— Друзья его оказались вероломными людьми, они обманули и предали его.
— По-моему, у него есть и верные друзья — преданная сестра и с полдюжины племянников и племянниц.
Миссис Пенимен целую минуту молчала.
— Племянники и племянницы — еще дети, а сестра его — не очень приятная женщина.
— Надеюсь, это не он представил ее тебе в таком свете, — сказал доктор. — Мне говорили, что он живет на ее счет.
— Живет на ее счет?
— Живет с ее семьей, а сам бездельничает — то есть практически живет на ее счет.
— Он ищет должность, притом весьма усердно, — сказала миссис Пенимен. И надеется найти со дня на день.
— Совершенно верно. И ищет ее здесь — в нашей гостиной. Должность мужа при слабохарактерной жене с хорошим капиталом ему бы отлично подошла!
Если до этой реплики доктора миссис Пенимен была настроена благодушно, то теперь она не на шутку рассердилась. Она решительно поднялась и на мгновение застыла, глядя на своего брата.
— Дорогой Остин, — проговорила она, — ты глубоко заблуждаешься, если считаешь Кэтрин слабохарактерной!
Сказав так, она величественно выплыла из комнаты.
9
Семейство с Вашингтонской площади имело обыкновение по воскресеньям отправляться к миссис Олмонд и проводить у нее весь вечер. Отправились они к ней и в первое воскресенье после разговора, который я только что пересказал; в ходе этого вечера доктор Слоупер был вынужден удалиться в библиотеку, чтобы обсудить с зятем кое-какие дела. Доктор отсутствовал минут двадцать, а вернувшись в гостиную, увидел, что за это время к обществу его родных, оживленному присутствием нескольких друзей дома, присоединился Морис Таунзенд, который, не теряя времени, расположился на козетке подле Кэтрин. В просторной зале, полной говора и смеха, гости сидели и стояли отдельными группами, и наши молодые люди могли, не привлекая к себе внимания, предаваться, как выразился про себя доктор, дружеской беседе. Впрочем, доктор тотчас понял, что дочь заметила его взгляд и сильно смущена. Кэтрин сидела неподвижно, опустив глаза на свой раскрытый веер; лицо ее заливал румянец, и вся она съежилась, словно признавая за собой вину и пытаясь казаться меньше, дабы умалить нескромность своего поведения.
Доктор даже пожалел ее. Держаться вызывающе бедная Кэтрин не умела природа не наделила ее дерзостью; видя, как отец с неодобрением взирает на ее собеседника, Кэтрин думала, что кажется отцу упрямой, и это только расстраивало ее. Доктор проникся к ней сочувствием и даже отвернулся, не желая смущать дочь своим вниманием. Доктор Слоупер был проницательным человеком и сумел верно и даже тонко описать для себя состояние Кэтрин: "Некрасивой и скучной девице должно быть чертовски приятно, когда этакий красавец сидит подле нее и шепчет, что готов служить ей, — или сей кавалер нашептывает что-то иное? Разумеется, ей это по душе; я же в ее глазах жестокий тиран. Да, именно так она и думает, хотя боится себе в этом признаться — характера не хватает. Бедняжка! Она ведь, пожалуй, вступается за меня, когда Таунзенд меня поносит!"
