Анна Рейн - Холодная
Оказалось, что Теодор уже уехал. От этого ей стало еще более грустно, ведь она приехала сюда с целью помочь ему восстановить имение. Но как она может помочь, если он не берет ее с собой и не посвящает в курс дела?
Ни за что на свете она больше не сделает глупости по отношению к Теодору.
А пока он не вернулся, она может попросить экономку показать дом и послать кого-нибудь в деревню нанять слуг. Естественно, платить жалование она будет им сама. Ей было стыдно, что она выделила из своего состояния Теодору всего лишь десятую часть.
Экономка относилась к новой леди Эшли плохо, но держалась безукоризненно вежливо, как и ее хозяин, отметила Эмма.
На первом этаже кроме малой столовой располагалась и главная столовая, действительно грандиозная комната, предназначенная для приема множества гостей. Эмма представила себе, как бы они вчера вечером с Теодором обедали за этим огромным столом — на разных его концах, и поняла, насколько разумной была его мысль о малой столовой.
Большая столовая когда-то была не просто красивой — она была идеально красивой комнатой. Эмма мысленно восстанавливала цвет стен, представляла картины, когда-то висевшие на пустых нынче местах, зажигала множество свечей в огромной хрустальной люстре, предварительно, конечно, вычистив ее до блеска. Она представила себе потолок, по которому не бегут трещины от места крепления люстры… Боже! Эмма вернулась на землю из мира грез. Ведь люстра могла в любой момент обрушиться! Вот что имел в виду Теодор вчера вечером. Какое счастье, что они не будут обедать в большой столовой!
— Что находится над столовой, миссис Кэмп? — спросила она у экономки.
— Музыкальная гостиная, миледи.
Значит, этой комнатой она тоже не будет пользоваться, пока не сделают что-нибудь с тяжелой люстрой. Леди слегка кивнула экономке, и они продолжили осмотр.
Из дома было вывезено все, хоть сколько-нибудь ценное. По крайней мере, даже обойдя весь дом, Эмма не нашла ни серебряных подсвечников, ни относительно новых ковров, ни приличной мебели — ничего, что обычно присутствует в таких домах, как этот. Да и был ли смысл говорить о такой роскоши, если деньги не тратились даже на простейший ремонт крыши в хозяйском крыле!
Совершенно удрученная, Эмма сидела в малой столовой, ожидая, когда принесут чай. Всего ее состояния не хватит, чтобы сделать этот дом таким же прекрасным, каким он когда-то был. Кто мог так постараться и так разорить родной дом? Не Теодор же. Он так трудится, чтобы восстановить… хотя бы поместье. Может быть, Джонас? Нет. Последние несколько лет он и его брат жили во Франции и вернулись в Англию только после смерти отца. Тогда… их отец? Как один человек может сотворить такое? Может быть, и дед Теодора тоже был мотом?
Ничего не известно.
С тяжелым вздохом Эмма принялась отдавать приказания по приведению дома в порядок, строго-настрого запретив слугам появляться в большой столовой и музыкальной гостиной.
Теодор не вернулся домой к обеду. Во-первых, потому что ему было некогда: он ездил к арендаторам, жившим на самом краю поместья. А во-вторых, ему не хотелось видеть жену. Но к ужину ему все равно пришлось вернуться.
В холле было пусто, никто не вышел ему навстречу. Задержавшись на мгновение, Теодор недовольно скривил губы, решив, что в осутствии слуг виновата Эмма. Наверняка нагрузила их какой-нибудь бессмысленной работой или, что еще вероятнее, нагнала на всех страху, и все попрятались по углам или даже вернулись в деревню. А может быть, она вернулась в Лондон, а слуги просто заняты своими делами вместе с миссис Кэмп в дальнем крыле дома.
Он поднимался по лестнице к своей спальне. Голоса и шум из хозяйского крыла становились все более слышны. Теодор улыбнулся. Вероятно, миссис Кэмп организовала очередную приборку. Вряд ли она пошла бы на это, если бы Эмма все еще оставалась в доме. Значит, его жена, испугавшись огромного неустроенного дома, сбежала обратно в город.
— Милорд, — присела перед ним девушка, которую он видел раньше в деревне. Она вышла из розовой комнаты с ведром воды. Значит, миссис Кэмп наняла новых слуг. Что ж, теперь они могут себе это позволить, а деревенским жителям нужна работа. Теодор кивнул девушке в ответ и прошел к хозяйской спальне. Комната по-прежнему выглядела пустой и бедной, но зато основательно вычищенной. Даже старый ковер заиграл красками.
Он подошел к окну. Ему хотелось принять ванну, но было как-то неловко отрывать слуг от уборки и загружать их еще больше ради удовлетворения хозяйской прихоти. С другой стороны, именно для выполнения хозяйских прихотей слуг и нанимают.
Он подумал, не съездить ли к озеру. Солнце не зайдет еще часа три.
Едва он вышел из спальни, как нос к носу столкнулся с Эммой. Теодор настолько уверовал, что она при первой же возможности сбежала, что потерял дар речи на несколько мгновений.
— Прошу прощения, — пробормотал он и отступил назад.
Эмма холодно взглянула на него:
— Я приказала приготовить вам ванну. Сечас все принесут.
— Спасибо, мадам, — к нему вернулся насмешливый тон.
Он окинул ее взглядом с ног до головы. Как ни смешно это звучало, но приходилось признать, что леди Эмма занималась уборкой. Причем не просто отдавала приказания, но и сама что-то делала, потому что платье ее было кое-где в пыли, кое-где в мокрых пятнах, да и красотой не отличалось. Где она его выкопала? На чердаке? В комнатах «кузины»? Серое платье из какой-то легкой ткани. В тканях Теодор не разбирался, но ясно видел, что это не шелк, не атлас, не бархат — в общем, не та ткань, из которой шьют платья лондонские модницы. Голубые глаза леди Эммы вопросительно глядели на него. Светлые локоны в очаровательном беспорядке выбились из-под кружевного чепца. Она была прелестна. Он иронически усмехнулся: чтобы леди Эмма надела уродующий ее чепец? Да ни за что! Даже заляпанное платье лишь подчеркивало ее красоту.
Эмма расценила его усмешку по-своему: она решила, что выглядит ужасно в запачканном платье, а Теодор усмехнулся, злорадствуя, что Холодная Леди выглядит небезупречно. А ведь ей так хотелось нравиться ему!
— Не за что, — она окинула его самым ледяным, самым презрительным взглядом из своего арсенала. Теодор лишь усмехнулся в ответ на такую демонстрацию неприязни. Эмма коротко кивнула и вернулась в розовую комнату. С непонятным ей остервенением она принялась вытряхивать содержимое ящиков комода на пол в общую кучу, куда уже было свалено множество вещиц со всех углов комнаты. Потом села на маленький стульчик перед этой кучей и принялась разбирать ее на «нужное» и «ненужное». Конечно, ненужного было больше: практически все. Этот хлам она бросала в большой холщовый мешок. Среди мусора она нашла пару записок. Она не смогла удержаться и заглянула в них. «Милая, жду тебя в полночь. М.» — гласила первая. Почерк был небрежный, мужской. От второй записки осталась лишь часть: «…ди ты пропадом,…ц!» Наверное, автор хотел сказать «Пропади ты пропадом, мерзавец!» Очень мило: женщину ласково приглашают в полночь навестить мужчину, а она шлет его к черту. Хотя записки могли относиться к разному времени, подумала Эмма. Неважно.
