Кристина Додд - Мой верный рыцарь
– Всякий, кто попытается к вам приблизиться, не увидит эту веревку. Он споткнется об нее и всех перебудит. Тут-то я его и схвачу. Это старый прием, я им не раз пользовался.
– Понятно. Это хорошо придумано.
Дэвид завязал последний узел и встал. Вглядываясь в ее лицо, он довольно сказал:
– Так не хотите ли вы лечь, миледи? Теперь вы в безопасности.
Она осторожно опустилась в подвесную постель.
Наблюдая за ней, он удовлетворенно потер руки.
– Никто теперь не доберется до вас.
– Я действительно чувствую себя в безопасности, – согласилась Элисон.
Она потянулась за ковром, служившим ей одеялом. Он темным комом лежал на земле. Постель ее закачалась, вот-вот опрокинется. Дэвид подхватил ковер, прежде чем она успела до него дотянуться, и расправил его.
– Вы позволите? – Не дожидаясь разрешения, он прикрыл ей ноги. Она протянула руку, чтобы натянуть его на себя, но Дэвид отвел ее. Медленно, уважительно он окутал ее тонкой шерстью. Исходившее от нее тепло согревало его руки. Ее волосы цеплялись за шрамы и мозоли на его ладонях.
Элисон лежала неподвижно, дыхание ее было ровным и глубоким. Ее блестящие глаза широко раскрылись, когда он собрал вместе рассыпавшиеся пряди. Он никак не мог разглядеть цвет ее волос. Белокурые, решил он. Не иначе как белокурые, белесые, бесцветные.
Но каждая прядь, казалось, вдруг вспыхивала огнем.
Он еще раз пригляделся. Неужели рыжие? Он уронил их, словно обжегшись. Не может быть! Это слабый блеск звезд сыграл шутку с его зрением. Он откашлялся. Пора было идти ложиться, но ему не давало покоя ощущение какого-то свершения.
– Так вас обезопасить по силам только настоящему мужчине.
– Благослови вас Бог за вашу заботу.
Интересно, уважит ли Господь ее просьбу, как это делали все на земле, подумал он и тут же посмеялся над собой. Хоть она и подчинила себе полностью своих телохранителей, на Бога она не могла иметь влияния – и на него тоже. Он подергал веревку, чтобы убедиться, сколь надежным препятствием она может служить.
– Я пользуюсь ею, когда сплю один или с людьми, которым не доверяю. Обычно же я полагаюсь на свои чувства. Но я вижу, что женщине спокойнее за веревкой. Я рад, что мне это пришло в голову.
– Я тоже, – спокойно сказала она.
– А теперь спите.
Айво фыркнул от негодования:
– Как миледи может спать, когда ты так разболтался? Довольно хвастать, отправляйся спать.
– Я не у тебя служу, милейший, – обиделся Дэвид. – Леди Элисон выразила мне свое одобрение, и я с благодарностью его принял.
Он уже занес ногу над веревкой, когда Айво огрызнулся:
– Да, веревка спасет ее от нападения, а как она спасет ее от стрелы, нацеленной прямо в сердце?
Дэвид резко опустил ногу, споткнулся, запутался и грохнулся с шумом, который разбудил бы и мертвого.
Деревня Джордж Кросс казалась Элисон раем. Угнездившаяся в долине, недалеко от морского берега, она раскинулась вокруг такой обширной площади, что на каждый праздник урожая на ней устраивали базар. Крестьяне приветствовали Элисон, когда она проезжала по улицам, и она знала, что приветствия относились именно к ней, а не к нагруженным доверху телегам, которые следовали за ней. Народ любил ее.
Элисон выехала на площадь, ее обступили. Айво и Ганнвейт держались в стороне, телеги оставались еще далеко позади. Только Дэвид пристал к ней, как репейник к овечьей шерсти. Он даже пытался остановить Феншеля, когда тот направился к ней, но она положила руку ему на плечо и покачала головой.
– Вы его знаете? – озабоченно спросил Дэвид.
– Он – мой управляющий, – отвечала она. Осмотрев тощего лысеющего человечка, Дэвид отодвинулся и позволил Феншелю приблизиться.
– Феншель, как идет стрижка овец? – мягко поинтересовалась Элисон, чтобы сгладить грубость Дэвида.
Феншель сорвал с головы шапку и склонился чуть не пополам.
– Только что кончили, миледи. Шерсть дышит в хранилищах по всей деревне.
– Шерсть еще теплая после стрижки, – объяснила она Дэвиду. – Когда холодно, шерсть может шевелиться всю ночь напролет.
– Я знаю, леди Элисон. Я тоже развожу овец в моей маленькой усадьбе.
– Да, конечно. Я не хотела вас обидеть. Дэвид нахмурился, но он хмурился целый день, с тех пор как Айво по глупости проговорился, что кто-то стрелял в Элисон из лука. Элисон благоволила к Айво, но на этот раз он серьезно провинился, и она сделала ему выговор за излишнюю болтовню. Айво повесил голову и не пытался оправдаться, так что она отпустила его, сказав всего несколько резких слов. Элисон не могла поступить иначе. Она понимала недоброжелательство Айво по отношению к Дэвиду лучше, чем неожиданный взрыв красноречия Дэвида в ту ночь. Она сказала бы, что это было что-то вроде солнечного удара, только вот солнца тогда не было. Кто бы мог ожидать, что этот молчаливый человек, отчитавший ее за пренебрежение собственной безопасностью, вдруг так возомнит о себе? Может, он просто хотел задержаться около нее подольше, но почему, она не могла себе представить. Он даже укрыл ее ковром!
Она взглянула на его недовольное лицо. Элисон всегда отлично разбиралась в мужчинах, и ее раздражало, что нашелся кто-то, кого она не могла раскусить.
Хуже всего было то, что она сама себя не понимала. Что-то дрогнуло в ней, когда он укрывал ее ковром. Ей так редко случалось испытывать подобное ощущение, что она не знала, как его определить. Может, это была нежность, а может, даже и слабый проблеск более сильного чувства.
И к кому? К наемнику! К человеку, которого она наняла к себе на службу. Многие женщины не обратили бы внимания на это чувство, но для Элисон оно явилось откровением, потрясшим самые основы ее существа.
Она успокоила себя размышлением, что не сэр Дэвид вызвал в ней это чувство. Оно родилось лишь в ее одиноком сердце.
– Миледи?
Широко раскрытые глаза Феншеля напомнили ей об обязанностях, и усилием воли она стерла с лица задумчивое выражение.
– Да, Феншель?
– Мы упакуем шерсть, когда она остынет. Я полагаю, на продажу наберется мешков двенадцать.
– Еще один тяжелый год, – Элисон вздохнула и с любопытством взглянула на поперхнувшегося в этот момент Дэвида. – Вам нездоровится, сэр Дэвид?
Он отрицательно покачал головой. Лицо его покраснело, глаза выпучились.
– Принесите сэру Дэвиду воды из колодца, – велела она одной из женщин. Повысив голос, чтобы все могли ее слышать, она одобрительно произнесла: – Вы неплохо потрудились, несмотря на засуху.
– Без вас тут однажды шел дождь, – слезящиеся глаза Феншеля возбужденно блеснули. – Это добрый знак.
– Очень добрый, – согласилась Элисон. – Прополка закончена?
