София Нэш - Всего один поцелуй
Она наконец отодвинулась, и он заметил, как затуманились ее ясные глаза. Он забыл, насколько глубоки эти бездонные большие карие глаза. Она явно хотела что-то сказать, но промолчала. Он предложил ей опереться на его руку, и они пошли вдоль живой изгороди.
— Куинн, — неуверенно начала Джорджиана, — допустим, отцу действительно не по силам справляться со всеми обязанностями управляющего. Но если я пообещаю, что мы всей семьей будем содержать хозяйство Пенроуза в самом лучшем виде, может быть, ты позволишь нам продолжить работу… Пожалуйста?
Он глубоко вздохнул, остановился, повернулся к ней и слегка покачал головой:
— Я понимаю твои чувства. Однако управление поместьем слишком тяжелая ноша для вашей семьи. Нет, не пытайся спорить. Возможно, если бы твой брат был немного постарше и обладал большим опытом… Кстати, где Грейсон? Мне хотелось бы увидеться с ним и поблагодарить за очевидную преданность поместью.
— Он в плавании, — горестно ответила она. — Герцог Хелстон, внук Аты, устроил его корабельным гардемарином два года назад, когда отец был еще здоров.
Куинна охватило нарастающее волнение.
— То есть ты в одиночку тащила на себе имение и собираешься продолжать в том же духе? Джорджиана, это совершенно возмутительно.
— Пожалуйста, Куинн.
Ему пришлось наклониться, чтобы расслышать ее слова. В них было столько мольбы, что он, при полном сознании собственной правоты, почувствовал себя отвратительно.
— Пойми, так не может продолжаться. Это недопустимо. Джорджиана, мне очень жаль, но я вынужден найти нового человека на…
— Я справлюсь, — настойчиво повторила она, и ее жалобное лицо повергло его в смятение.
— Джорджиана, я знаю, что ты справишься. Но ты просто-напросто не должна делать ничего подобного. Маркизе — настоящей или не совсем — не пристало разгребать навоз в свинарнике. Вдумайся, это же полный абсурд. Дамам полагается заниматься женским рукоделием, присматривать за домашней прислугой, организовывать всяческие увеселения и все такое прочее.
Она стояла перед ним — страшно несчастная и разочарованная, — и он понял, что не может сразу лишить ее всего, чем она так дорожила. Необходимо действовать более тонко и постепенно.
— Нужно прийти к компромиссу. Джорджиана, в любой ситуации всегда возможен компромисс.
— Только не в данном случае, — печально возразила она. — Ты либо увольняешь отца, либо нет.
Взвесив в уме, как обойти возникшее препятствие, он выбрал подходящий вариант и взял ее за руку.
— Я придумал. Твое мнение будет принято в расчет при выборе кандидатуры нового управляющего. И я предоставлю тебе право обучать его и частично контролировать его работу.
Он посмотрел на ее руку, повернул ладонью вверх и увидел бесчисленные шрамы, рубцы и свежие, еще не зажившие ссадины. Нет, он вовсе не испытывал брезгливости. Просто никогда в жизни ему не приходилось видеть более натруженной ладони. В сравнении с ней его широкие жесткие руки выглядели нежными и холеными.
Поскольку Джорджиана ничего не ответила, он склонил голову набок и посмотрел ей в лицо — оно недвусмысленно указывало на то, что она лихорадочно пытается выдумать какой-нибудь хитрый план.
— Нет, — отрезал он, заранее отвергая все возражения. — Но взамен ты пообещаешь помогать человеку, которого мы назначим.
Она вздохнула:
— Похоже, у меня нет выбора. И все-таки не понимаю, почему я…
— У тебя есть выбор. Либо ты принимаешь мои условия, либо сидишь дома, составляешь букеты, утверждаешь меню и надлежащим образом исполняешь обязанности маркизы.
— Ты же не собираешься прекратить расследование и официально объявить меня хозяйкой Пенроуза, правда?
Она словно изучала его — пристально и напряженно.
— А что ты скажешь, на сей счет, Джорджиана? — Он остановился, бережно — очень бережно — приподнял ее подбородок и внимательно посмотрел в ее блестящие глаза. Это был опасный момент — критический и ответственный. Момент истины. — Являешься ли ты законной маркизой Элсмир? — В его тихом голосе не было даже намека на нажим.
— Ты сам назвал меня так вчера.
Он не сводил взгляда с ее лица и впервые заметил, какие выразительные у нее брови. Они постоянно находились в движении: то изящно выгибались, подчеркивая красоту темных глаз, а то, мгновение спустя, сердито сдвигались в прямую, словно корнуоллская живая изгородь, линию. — Я хотел бы услышать твое мнение.
— Именно сейчас тебе безотлагательно потребовалось мое мнение?
— Джорджиана, ты скажешь мне правду или нет?
Откровенно говоря, он понятия не имел, хватит ли у нее духу рассказать ему, успел ли ее муж вступить в свои супружеские права.
Ее взгляд стал жестким, а брови, как и следовало ожидать, сошлись на переносице.
— Являюсь ли я законной маркизой? Хорошо, давай посмотрим. Моя мать говорит, что да. Мой отец ничего не говорит. Мать Энтони говорит, что нет. Поверенные семейства Фортескью тоже полагают, что нет, если я правильно поняла их чрезвычайно длинные и запутанные послания. Тебя интересует мое мнение? Отвечаю: я предпочитаю отказаться от титула. — Она сосредоточенно изучала свой поношенный фартук. — Я не желаю подвергаться унизительному врачебному осмотру.
Итак, она ровным счетом ничего не рассказала. И не расскажет. Впрочем, стоит ли удивляться? Разве жена не продемонстрировала ему причудливое устройство женской логики.
— А если бы я не стал докапываться до истины? Если бы я сказал тебе, что хочу покончить с этим делом прямо сейчас, с наименее скандальными последствиями для обоих семейств? Если бы я сказал, что намерен прекратить официальное расследование и выделить тебе положенное вдовствующей маркизе крупное состояние, которое обеспечит тебе безбедное существование до конца твоих дней?
— Я сочла бы тебя, по меньшей мере, безрассудным, — ответила Джорджиана. — Очевидно, ты питаешь тайную страсть к неприятностям, если принять во внимание, как отреагирует на твои действия тетушка.
— Джорджиана… чего ты хочешь? — Он постарался сделать все возможное, чтобы в его голос не просочилось раздражение.
О, ей ли не знать, чего она хочет! Всегда хотела. Даже сейчас, когда он стоял перед ней, невозмутимый и бесстрастный, словно викарий на исповеди. Ей хотелось схватить его за лацканы сюртука, притянуть к себе и целовать до тех пор, пока братская сдержанная вежливость не сменится совершенно иными чувствами. Она на миг уступила порыву, подалась вперед, но спохватилась, вняв доводам разума.
Теперь, глядя в янтарные глаза с зелеными ободками, она испытывала глубокое уныние. Внешняя мальчишеская оболочка — а быть может, и внутреннее содержание — превратилась в броню, делая взрослого Куинна еще более недоступным. Непробиваемый панцирь, которым он окружил себя, вызвал у Джорджианы странное желание наброситься на него с кулаками единственно для того, чтобы проверить, способен ли Куинн вообще на какие-нибудь эмоции. Но одновременно она жаждала защитить и утешить его. С какой стати ее посетила потребность утешить столь самоуверенного человека, оставалось для нее загадкой.
