Лиз Карлайл - Ночь с дьяволом
Однако ему не казалось, что слишком рано вожделеть к ней, не так ли? Он тогда даже устыдился своих чувств. И теперь он почувствовал себя негодяем, причем очень, очень старым.
— Значит, ты это сделаешь? — прервала Хелен его скорбные мысли. — Ты останешься в Лондоне на сезон и примешь хотя бы некоторые из приглашений?
— Об этом не может быть и речи, — решительно заявил Бентли и ускорил шаг, вынуждая ее идти быстрее.
Вдруг у него словно мороз пробежал по коже. Он подумал, что у него, возможно, не будет выбора и ему придется участвовать во всех увеселениях, связанных с сезоном. Потому что к тому времени, как придут приглашения, он наверняка будет уже женат. А женатый человек принадлежит не только себе, но и обществу. Особое значение приобретет соблюдение внешних приличий. Парень уже не сможет допустить, чтобы его пинками выставляли из какой-нибудь вонючей пивной или занюханного борделя. Поведение мужчины в обществе отражается на его жене. А джентльмен никогда и ни за что не позволит себе поставить в неловкое положение свою жену.
И он тоже этого не сделает, печально подумал Бентли. Напротив, ему придется научиться быть тактичным и если уж позволять себе время от времени обычные удовольствия, то делать это с большой осмотрительностью. Как минимум хотя бы это он должен сделать ради Фредди. Остальную часть пути вверх по склону холма Бентли проделал, представляя себя очень благородным и правильным парнем.
* * *Уинни Уэйден аккуратно сложила только что полученное письмо и положила его на середину чайного столика в малой гостиной.
— Пять недель! — воскликнула она, глядя отсутствующим взглядом на огонь в камине. — О Боже! Еще столько всего предстоит сделать! Думаю, надо нанять еще одну служанку в прачечную. И известить портниху. Надо, чтобы отложили рулон светло-голубого щелка для Зои. А еще шляпки и перчатки…
Тео, сидевший за фортепьяно, удивленно вытаращил глаза, ни разу при этом не сбившись. Гас оторвал взгляд от шахматной доски, за которой сидел с Фредерикой.
— Пять недель… до чего? — небрежно спросил он. — Право же, мама, перестань разговаривать исключительно сама с собой.
Фредерика, уже безнадежно проигравшая, откинулась на спинку кресла.
— Она читает письмо от кузины Эви, — тихо пояснила она. — Эви и Эллиот возвращаются из Шотландии.
— А потом мы сразу же отправимся в Лондон, — добавила Уинни со страдальческой ноткой в голосе. — Надо приготовить Зою к ее первому сезону, причем за очень короткое время. И тебя тоже, Фредди! Прошлогодними бальными платьями нам не обойтись.
Фредди в ужасе повернулась к ней:
— При чем тут мои бальные платья? Но Уинни уже погрузилась в расчеты.
— Потребуется не менее шести новых платьев, — бормотала она, загибая пальцы. — Правда, может быть, удастся переделать декольте на твоем шелковом платье цвета слоновой кости. Ты теперь как-никак уже не дебютантка.
Гас поставил своего коня в опасной близости от ее ферзя, но Фредди не обратила на это никакого внимания.
— Уинни, неужели я снова должна присутствовать на всех увеселениях сезона?
Уинни вскинула брови.
— Но ты уже представлена свету, дорогая, — заявила она. — Не захочешь же ты, чтобы бедняжка Зоя впервые выехала в свет без твоей поддержки? К тому же господин Эллоуз и его семейство будут там присутствовать. — Последние слова были произнесены с явным намеком.
Тео театральным жестом завершил сонату:
— Мы! Обречены!
— Да, Фредди, обречены, — подтвердил со своего места возле камина Майкл. Юный граф Трент снял ногу с латунной каминной решетки и допил свой стаканчик хереса. — Мы все поедем в Лондон, или моя сестра Эви пожелает узнать причину нашего отказа. На тебе по крайней мере не лежит унылая обязанность танцевать со всеми девицами, которых никто не пожелал пригласить на танец.
— Не лежит, потому что я одна из них! — Фредди вскочила со стула, чуть не опрокинув, шахматную доску. — И я не могу поехать, слышите? Просто не могу! — С этими словами она выбежала из комнаты.
— Ну вот, снова-здорово, — услышала она тихий голос Тео. — Какая муха укусила нашу старушку Фредди?
В гостиной воцарилось глубокое молчание, но Фредерика не остановилась. Она торопливо поднялась по главной лестнице, пробежала по коридору, потом по каменным ступеням винтовой лестницы поднялась в свою комнату в старой башне, открыла дверь и бросилась поперек кровати.
Она была недовольна собой. Ей было стыдно за свое вызывающее поведение. Она вела себя как ребенок, хотя ребенком уже не была. Но за последнее время она почему-то была не в состоянии сдерживать свои эмоции. Какая-нибудь несчастная заусеница могла заставить ее расплакаться. Что, черт возьми, случилось? С того вечера, когда Джонни порвал с ней, жизнь, казалось, уже никогда не сможет вернуться в нормальное русло. Всхлипнув, Фредерика зарылась лицом в подушку.
Хорошо бы с кем-нибудь поговорить. Ей не хватало Зои. Почти десять лет они были подругами. Когда кузина Эви вышла замуж за отца Зои, лорда Раннока, Фредерика была в восторге. Ее старшие кузины и кузены — Эви, Николетта, Гас и даже Тео — всегда казались ей такими взрослыми. Но когда в их жизнь вошла Зоя, у Фредерики впервые появилась подружка-ровесница, с которой можно было делиться секретами. Однако теперь у нее был секрет, делиться которым ей было неловко даже с Зоей.
Бентли Ратледж.
Он был ее секретом. Ее грехом. Ее позором. То, что она делала с ним в темноте той ночью, было плохо. И опасно. Она была в ужасе от того, что натворила. От того, на что сама напросилась. Однако самое ужасное заключалось в том, что она была совсем не уверена, что, если бы представился случай, она не сделала бы это снова. Причем на этот раз это было бы не для того, чтобы насолить кому-нибудь.
Фредерика не понимала, как может она, думая о Бентли Ратледже, испытывать где-то глубоко внутри страстное томление, когда он поступил с ней так мерзко. Но что она ожидала? Что, проснувшись в его объятиях, услышит клятву в вечной любви? Ха! Держи карман шире! От Бентли такого не дождешься. Слава Богу, она не настолько глупа, чтобы влюбиться в него.
И все же его теплом можно было обогреть комнату. И было трудно не заметить, как он закидывает назад голову и смеется — смеется искренним смехом, — причем частенько над самим собой. Он был мил в обращении со всеми, тем более с женщинами. Особенно когда хотел чего-нибудь добиться. Однажды она застала его на кухне, когда он пытался поцеловать миссис Пенуорти, которой не меньше шестидесяти лет. А все потому, что ему хотелось, чтобы она приготовила ему к ужину малиновый пирог. Миссис Пенуорти стукнула его по лбу деревянной ложкой. Но малиновый пирог им приготовили — да еще такой большой, что они ели его целую неделю.
