Роксана Гедеон - Валтасаров пир
– Ах, ты ничего еще не понимаешь! – проговорила я с горечью и растроганностью в голосе.
Изидора ласково обняла меня сзади, пытаясь утешить.
– Все обойдется, мадам, вот увидите, все обойдется!
Я припала лбом к ее плечу и тихо заплакала. Что я могла сказать? Что успокоение придет ко мне только тогда, когда я окажусь от своего отца на расстоянии в тысячу лье?
– Господин Антонио непременно что-нибудь придумает. Он такой умный, такой храбрый. Настоящее счастье – иметь такого брата!
Я посмотрела на нее сквозь слезы и попыталась улыбнуться.
– Ты что, влюбилась в него, Изидора?
– Я? Матерь Божья, да с чего вы взяли? Вовсе нет.
– Но только влюбленные могут быть так уверены друг в друге.
Изидора помогла мне сесть и уговорила выпить ложку валериановой настойки.
– Это для успокоения нервов, мадам. Может, вы приляжете? – Я отрицательно помахала рукой. – Вы хорошо себя чувствуете? Могу ли я оставить вас одну?
– Да, Изидора, я уже успокоилась. Ступай… ступай, скажи Антонио, чтобы он скорее что-нибудь предпринимал, а то я умру от тревоги.
Жанно снова начал ровно дышать, глаза у него закрылись – я поняла, что он уснул. Мною овладели угрызения совести. Как я могла вести себя настолько несдержанно? Я разбудила Жанно! Пытаясь загладить свою вину, я тихо поцеловала малыша и очень осторожно прикрыла его личико от солнца. Потом с ребенком на руках вышла во двор.
Антонио и Луиджи сердито о чем-то спорили, отчаянно, совсем по-итальянски жестикулируя.
– Ну-ка, послушай, Ритта! – сказал мне Антонио. – Мы тут кое-что придумали для тебя.
– Что? Говорите! – произнесла я, готовясь выслушать все предложения. – Ах, только поскорее.
– Я согласен, тебе надо покинуть ферму.
– Да, но ведь ты сам говорил, что все дороги наверняка перекрыты и, как только я выйду, меня схватят люди отца.
– Ты уйдешь отсюда не по дороге, а таким же манером, как и пришла сюда.
– Через тропики?
Пресвятая дева, снова оказаться в том темном страшном лесу! Я вся содрогнулась, подумав об этом.
– Антонио, я вряд ли смогу проделать этот путь снова, ты переоцениваешь мое мужество.
– Я и Луиджи пойдем с тобой. Если ты хочешь остаться с нами и ускользнуть от своего папаши, тебе, черт побери, придется согласиться на наш план.
– А как думаешь ты, Луиджи? – спросила я, вспомнив, что перед моим появлением они о чем-то спорили.
Но Луиджи помнил об итальянских законах и праве старшинства. Он никогда открыто не шел против брата.
– Ритта, я думаю точно так же, как и Антонио.
– Ну что ж. Если так, то я согласна уйти отсюда хоть сейчас.
– Во-первых, ты сейчас стоишь босиком, – возразил Антонио. – Во-вторых, мы отправимся в путь ночью и только после того, как я осмотрю окрестности. Кроме того, на тот случай, если положение ухудшится, у меня есть в запасе выход. Небольшой подземный ход, вырытый нарочно для такого случая.
– Ах, Антонио, я так боюсь оставаться! Мне все время кажется, что, если я останусь, наши планы не осуществятся.
– Сейчас ты вряд ли смогла бы выдержать долгий путь, – произнес брат мрачно. – Ты едва на ногах стоишь, у тебя только что был припадок.
– Ты любезен, мой милый, как всегда.
– Не болтай. Ступай лучше в свою комнату и хорошо отдохни. Тебе понадобятся силы.
Жанно снова проснулся и, тихо предупредительно хмыкая, таращил голубые глазенки, словно пытался понять, что же происходит вокруг.
– Он похож на ангела, Ритта, – сказал Луиджи. – Наверно маленькие все такие.
– О, хватит паясничать! – в бешенстве крикнул Антонио. – Иди-ка лучше к воротам и последи за дорогой, а с Жанно управится и одна Ритта.
– От тебя никогда доброго слова не услышишь, – раздраженно начал Луиджи, но сопротивление брату не входило в его привычки.
– Ступай, ступай! Я таков, каким Бог создал, и не тебе меня переделывать. Ни на одного из вас нельзя положиться, не забывайте об этом. Вы даже в самые тяжелые минуты готовы ворковать об ангелочках, как голубки. Какие нежные, черт побери! Слова им поперек не скажи!
Луиджи, больше не возражая, а только качнув несогласно головой, отправился к воротам.
– А тебе, Ритта, и вправду не мешало бы прилечь, – сказал мне Антонио. – Не путайся под ногами. Иди к себе в комнату! И оставь, наконец, Жанно, его никто не собирается отнимать у тебя.
– Хорошо, Антонио, – покорно сказала я, успокоенная его словами.
Встревоженные возгласы Луиджи, донесшиеся от ворот, заставили меня остановиться.
– Эй! Эй! Антонио! Солдаты на дороге! Они окружают ферму!
Сердце у меня упало.
– И с ними полковник? – деловито осведомился Антонио.
– Не только полковник, но и какая-то карета с гербами! Похоже, в ней тот самый парижский принц!
– Уходим! – коротко бросил Антонио через плечо, обращаясь ко мне и взвешивая в руке ружье.
– Куда? – прошептала я.
– Черт побери, неужели я сейчас буду объяснять? Луиджи! Уходим, не стой как чурбан! Быстро!
– Но что же будет с неграми, Антонио?
– Мы должны спасти Ритту, болван! Негры сейчас никого не интересуют.
Антонио схватил меня за локоть и потащил к потайному выходу, вырытому под высокими ступеньками крыльца.
– Давай за мной вниз, быстро! Луиджи, посвети нам! Изидора, где Изидора?
– Здесь, – нерешительно отозвалась девушка, подбегая к крыльцу. – Я здесь, господин Пьомбино. Господи, какой ужас!
– Тише, не надо стонов! Нужно…
Речь Антонио была прервана криками Луиджи.
– Там не пройдем! Я вижу! Там все перекрыто, Антонио! Им известен подземный ход, это как пить дать!
Антонио побелел от ярости.
– Кто? – прохрипел он, потрясая ружьем.
– Сегодня утром с фермы ушел Лампруа, – робко произнесла Изидора, – ушел не предупредив… Это он, наверное, нас выдал.
– Предатель! Найду – задушу! Луиджи отчаянно махал руками:
– Мы окружены, Антонио… со всех сторон. Они взяли нас в кольцо.
– Черт побери, – выдохнул брат, – придется немного пострелять! Кое-кто нуждается в кровопускании!
– Ты с ума сошел! Мы окружены! Их не меньше сотни. Как мы можем сражаться?
– А что ты предлагаешь – отдать им Ритту? Может, ты тоже решил стать предателем?
Луиджи ничего не ответил, и криков с наблюдательного поста больше не раздавалось.
Во двор толпами сбегались негры и наемные батраки.
– Берите оружие! – кричал Антонио, бросаясь к ним. – Нам не в первый раз. Если Пьомбино захватят, вас ждет смерть.
Эти слова не пришлось повторять дважды. Страх за собственную жизнь, перед возвращением к прежним хозяевам, а также уверенность в неистовом Великом Антуане заставили рабов взяться за оружие.