Виктория Хольт - Король замка
— Граф, вероятно, еще не стар. Почему бы ему не жениться?
— Говорят, ему неприятна сама мысль о браке.
— Странно. Человеку из такой знатной семьи нужен сын — он ведь гордится своим родом?
— Второго такого гордеца не найти во всей Франции.
Вернулись дети с Габриеллой и Арманом. Габриелла Бастид оказалась очень миловидной — темненькая, как и остальные члены семьи, но не с карими, а с синими глазами, делавшими ее почти красавицей. У нее были приятные, более тонкие, чем у брата, черты лица.
Я как раз начала рассказывать о своей матери — о том, что она была француженкой и поэтому я бегло владею французским языком, — как вдруг раздался звонок колокольчика. Он прозвучал так неожиданно, что я вздрогнула.
— Это горничная зовет детей на полдник, — объяснила госпожа Бастид.
— Мне пора, — сказала я. — Все было очень хорошо. Надеюсь, мы еще встретимся.
Она не хотела меня отпускать и предложила продегустировать некоторые вина. Детям принесли намазанный шоколадом хлеб, а нам — печенье и вино. Мы говорили о винах, картинах и местной жизни. Мне сказали, что я обязательно должна посмотреть церковь и старый постоялый двор, но самое важное — еще раз навестить Бастидов. Тогда Жан-Пьер и его отец — который за все время не произнес почти ни слова — с удовольствием покажут мне местные достопримечательности.
Когда дети покончили со своими шоколадными бутербродами, их отослали играть, и разговор снова вернулся к замку. Не знаю, что потянуло меня за язык, но неожиданно для себя я сказала:
— Странная девочка, эта Женевьева. Совсем не похожа на Ива и Марго. Они такие непосредственные, естественные — в общем, нормальные, счастливые дети. А вот Женевьева… Возможно, замок — не самое подходящее место для ребенка.
Конечно, я не совсем отдавала отчет в своих словах. Вероятно, сказывалось действие вина.
— Бедное дитя! — вздохнула госпожа Бастид.
— Да, — не сдавалась я, — но со смерти ее матери прошло три года. Пора бы уже оправиться от потрясения.
Наступило молчание, потом Жан-Пьер сказал:
— Раз мадемуазель Лосон поселилась в замке, рано или поздно она все равно все узнает. — Он повернулся ко мне. — Графиня умерла от слишком большой дозы опиума.
Я вспомнила о словах девочки на кладбище и выпалила:
— Так это было… не убийство!
— Они посчитали это самоубийством, — сказал Жан-Пьер.
— Ах, графиня была красивой женщиной, — вставила словечко госпожа Бастид и вернулась к теме виноградников. Мы заговорили о бедствии, разразившемся во Франции несколько лет назад: на виноград напала филлоксера. Жан-Пьер так любил свои виноградники, в его словах слышалась такая одержимость, что всем передалось его волнение. Я отчетливо представила себе ужас людей, обнаруживших тлю на корнях растений, и почувствовала, как они страдали, когда надо было решать, затоплять виноградники или нет.
— Это несчастье коснулось всей Франции, — сказал он. — Правда, отец?
Тот кивнул.
— Мы долго не могли оправиться, но потом дело пошло на лад. Гайар пострадал меньше, чем другие районы.
Когда я собралась уходить, Жан-Пьер сказал, что проводит меня. Я не боялась заблудиться, но его предложение меня обрадовало. Бастиды показались мне открытой и дружелюбной семьей, а эти качества я ценю в людях. Я поймала себя на том, что с ними перестаю быть холодной и резкой — такой, какой меня знали в замке. Хамелеон тоже меняет окраску, приспосабливаясь к пейзажу. Я это делала ненарочно — так получалось само собой — и уже давно устала облачаться в боевые доспехи. Как приятно быть среди людей, с которыми тебе не нужны ни шлем, ни латы, ни панцирь!
Когда мы вышли за ворота и пошли по дороге к замку, я спросила:
— А граф… в самом деле такой страшный?
— Он из старых аристократов. Его слово — закон.
— У него было большое горе.
— Вам его жалко? Когда вы с ним познакомитесь, то поймете, что меньше всего на свете он нуждается в жалости.
— Вы сказали, что смерть его жены признали самоубийством… — начала я.
Он меня оборвал:
— Мы стараемся избегать этой темы.
— Но…
— Но, — добавил он, — помним обо всем.
Впереди показались смутные очертания замка. Сколько мрачных тайн хранит он — такой огромный и неприступный? У меня по спине пробежал холодок.
— Дальше провожать не надо, — сказала я. — Наверно, я отвлекаю вас от работы.
Он остановился в нескольких шагах от меня и попрощался кивком головы. Я улыбнулась и повернулась к замку.
В тот вечер я рано легла спать (сказалась бессонница прошлой ночи). Задремала. Мне даже что-то приснилось. Странно, дома я редко видела сны. Какая-то сумятица: Бастиды, подвалы, бутылки с вином, а между всем этим мелькала чья-то расплывчатая, безликая тень, но я знала, что это — покойница графиня. Временами я чувствовала ее присутствие, не видя ее. Она дышала мне в затылок, за спиной раздавался тревожный шепот: «Уходи. Не дай этой семье завлечь себя». Она хотела запугать меня, но ее я не боялась. Зато другой мрачный призрак внушал мне настоящий ужас. Его Светлость. До меня долетали обрывки какого-то разговора. Голоса приближались, становились громче. Теперь мне как будто кричали на ухо.
Тут я проснулась. В самом деле, кто-то кричал. Голоса внизу, беготня в коридоре. Хотя утро еще не наступило, замок гудел, как встревоженный улей. Я торопливо зажгла свечу. Стрелки на часиках, лежавших на столе, показывали одиннадцать.
Я догадалась, в чем дело. Случилось то, чего все ждали и боялись.
Граф вернулся домой.
Лежа с открытыми глазами, я гадала, что принесет мне утро.
На следующий день я проснулась в свое обычное время. В замке было тихо. Не мешкая, я встала и позвонила, чтобы мне принесли горячей воды. Долго ждать не пришлось. Вид горничной ясно свидетельствовал — ей не по себе. Итак, присутствие графа оказывает воздействие даже на самых незаметных слуг.
— Будете завтракать, мадемуазель? Как обычно?
Я удивленно посмотрела на нее и сказала:
— Конечно.
Видимо, мою участь уже успели обсудить. Я оглядела комнату. Может быть, больше мне не придется ночевать здесь. Как печально думать о том, что я уеду из замка и по-настоящему не узнаю людей, завладевших моим воображением. Мне хотелось поближе сойтись с Женевьевой, попытаться понять ее. Посмотреть, как с приездом кузена изменится Филипп де ла Таль. Любопытно — виновата ли Нуну в распущенности своей воспитанницы и кем была мадемуазель Дюбуа прежде, чем попасть в замок? А Бастиды? Как приятно гостить в их доме, разговаривая о виноградниках и замке! Но больше всего мне хотелось познакомиться с графом. Не просто увидеть один раз, чтобы получить отказ, а больше узнать о человеке, который — таково всеобщее убеждение! — виновен в смерти собственной жены.
