Джорджетт Хейер - Великолепная Софи
Горничная довольно мрачно улыбнулась, но промолчала. Она закончила застегивать крошечные пуговки, набросила на плечи хозяйки вышитый золотом шарф и одобрительно кивнула. Софи наклонилась и чмокнула ее в щеку, сказав:
— Спасибо! Иди спать и не думай, что я позволю тебе раздеть меня, не дождешься! Спокойной ночи, дорогая Джейн!
Сесилия, сильно удивленная, сказала, пока они спускались по лестнице:
— Должно быть, она у вас давно? Боюсь, мама удивилась бы, увидев, что ты целуешь горничную!
Софи приподняла брови.
— Неужели? Джейн была горничной у моей матери, а когда мама умерла, моей доброй няней. Мне не хотелось изумлять тетю.
— О! Конечно, мама все правильно поймет! — поспешно сказала Сесилия. — Только, знаешь, это так необычно!
Решительная искорка в глазах кузины показывала, что ей не слишком пришлась по душе критика ее провожатой, но так как в это время они подошли к двери гостиной, то она смолчала и позволила ввести себя в комнату.
Леди Омберсли, два ее старших сына и мисс Рекстон уже сидели возле огня. Они оглянулись на открывшуюся дверь, и два джентльмена тут же встали, глядя на кузину: Хьюберт — с искренним восхищением, а Чарльз — критически.
— Входи, дорогая Софи! — радушно произнесла леди Омберсли. — Видишь, вместо шали я надела эту чудесную мантилью! Какое изумительное кружево! Мисс Рекстон очень понравилось. Позвольте представить вам мисс Стэнтон-Лейси, моя дорогая Эжени. Сесилия расскажет тебе, Софи, что скоро мы будем иметь счастье считать мисс Рекстон членом семьи.
— Да, конечно! — сказала Софи, улыбнувшись и протянув руку. — Я желаю вам счастья, мисс Рекстон, и моему кузену тоже. — Она повернулась, быстро пожав руку мисс Рекстон, и протянула ее Чарльзу. — Здравствуй!
Он пожал протянутую руку и заметил, что его так же критически рассматривают, как и он сам до того. Это и удивило его, и пришлось ему по душе; он улыбнулся.
— Здравствуй! Не скажу, что хорошо помню тебя, кузина. Уверен, никто из нас не может этим похвастаться!
Она рассмеялась.
— Это правда. Даже тетя Элизабет на помнила меня. Кузен — Хьюберт, не так ли? — пожалуйста, скажи мне о Саламанке и Джоне Поттоне! Они удобно устроены?
Она немного подалась назад, чтобы поговорить с Хьюбертом. Леди Омберсли, с тревогой следившая за старшим сыном, обрадовалась, увидев, что он ведет себя очень любезно, и даже уважительно. Полуулыбка играла у него на губах и он продолжал разглядывать Софи, пока его внимание не отвлекла невеста.
Благородная Эжени Рекстон была стройной молодой женщиной, значительно выше среднего роста; она привыкла, что ее описывали, как высокую и элегантную девушку с аристократическими чертами лица. Ее можно было бы назвать красивой, если бы она была чуть поярче. Она была одета с большой тщательностью, но скромно в креповое сизое платье, спокойный цвет которого напоминал о полутрауре. Ее волосы мягкого оттенка между коричневым и золотым были изящно повязаны лентами; у нее были длинные, узкие ладони и ступни; довольно худая грудь, которая, однако, редко открывалась взорам, так как ее мать была категорически против таких низко вырезанных платьев, как у мисс Стэнтон-Лейси. Она была графской дочерью и хотя старалась не показаться надменной, никогда об этом не забывала. Имея очень приятные манеры, она стремилась, чтобы в ее присутствии люди чувствовали себя непринужденно. Она намеревалась отнестись к Софи с особой теплотой, но когда поднялась, чтобы пожать руку, оказалось, что ей приходится смотреть на Софи снизу вверх, что делало ее намерение затруднительным. Она слегка смешалась, но потом овладела собой и громко сказала Чарльзу, сопровождая свои слова спокойной улыбкой:
— Какая мисс Стэнтон-Лейси высокая! Я просто карлик рядом с ней!
— Да, очень высокая, — согласился он.
Мисс Рекстон не могла не обрадоваться тому, что он, по-видимому, не восхищался своей кузиной. Хотя при ближайшем рассмотрении Софи оказалась не такой красивой, как она сама, но поражала с первого взгляда. Теперь она понимала, что была введена в заблуждение размером и блеском глаз Софи; остальные же черты не были столь замечательны. Она сказала:
— Да, но она очень грациозна.
В тот момент, когда Софи садилась рядом с тетушкой, Чарльз увидел похожую на игрушку маленькую борзую, которая жалась к ногам Софи, испугавшись такого количества чужаков. Он поднял брови и заметил:
— Кажется, у нас две гостьи. Кузина, как ее зовут?
Он протянул руку к борзой, но Софи сказала:
— Тина. Боюсь, она не пойдет к тебе, она очень пугливая.
— Да нет же, пойдет! — возразил он, пощелкивая пальцами.
Софи не понравилась его холодная уверенность, но когда она увидела, что он оказался прав и ее собака кокетливо виляет хвостом в знак дружбы, она простила его и подумала, что, может, он и не так плох, как его рисуют.
— Какая милая малютка! — любезно заметила мисс Рекстон. — Вообще-то я не люблю животных в доме. Моя мама, дорогая леди Омберсли, никогда не заведет даже кота, вы знаете, но это должно быть исключение.
— Мама очень любит собак, — сказала Сесилия. — У нас всегда живет хотя бы одна, правда, сударыня?
— Жирные перекормленные мопсы, — сказал Чарльз матери, состроив гримасу. — Что до меня, я предпочитаю эту элегантную леди.
— О, это не самое чудесное из животных кузины Софи! — заявил Хьюберт. — Подожди немного, Чарльз, и ты увидишь, что еще она привезла из Португалии!
Леди Омберсли встревоженно зашевелилась, так как еще не рассказала старшему сыну о новом короле классной комнаты — обезьянке Жако в красном пальтишке. Но Чарльз только сказал:
— Я знаю, кузина, что ты привезла с собой своего коня. Хьюберт ни о чем другом не может говорить. Испанский жеребец?
— Да, объезженный мамелюками. Он очень красивый.
— Могу поручиться, ты прекрасная наездница, кузина! — сказал Хьюберт.
— Не знаю. Мне приходилось много ездить верхом.
В это время отворилась дверь, но не затем, как думала леди Омберсли, чтобы впустить дворецкого с докладом о том, что обед накрыт. Вошел ее муж, говоря, что должен хоть мельком увидеть свою маленькую племянницу, прежде чем уехать в «Уайт». Леди Омберсли считала, что с его стороны и так некрасиво пропустить домашний обед в честь мисс Рекстон, а тут еще это доказательство его невоспитанности, но она не показала своего негодования, а только заметила:
— Однако она не такая уж маленькая, как видите, мой дорогой.
— Боже мой! — воскликнул его светлость, когда Софи поднялась поздороваться с ним. Затем он рассмеялся, обнял Софи и сказал:
