Джулия Куин - Виконт, который любил меня
– Я собираюсь ухаживать за вашей сестрой. И если решу, что ей пойдет титул виконтессы Бриджертон, сделаю ей предложение и женюсь.
Кейт резко вскинула голову. Из глаз ее буквально вырвалось пламя.
– Полагаю, вы вообразили, будто имеете право решать судьбу Эдвины. Не забывайте, милорд, что если, по вашему мнению, ей и пойдет титул виконтессы, она может посчитать иначе.
Энтони усмехнулся с уверенностью мужчины, которому никто и никогда не перечил.
– Если я попрошу руки Эдвины, она не откажет!
– Пытаетесь намекнуть, что еще ни одна женщина не говорила вам «нет»?
Не ответив, он слегка приподнял бровь. Очевидно, предоставил ей делать собственные выводы.
Кейт грубо вырвала руку и, дрожа от гнева, ярости, ненависти и нешуточного страха, направилась к тому месту, где стояла мачеха.
К несчастью, у нее возникло ужасное предчувствие, что он сказал правду. И если устоять перед ним действительно невозможно…
Кейт содрогнулась. Похоже, они с Эдвиной попали в беду. Большую, большую беду.
На следующий день, как всегда, после большого бала, гостиная Шеффилдов была уставлена букетами. К каждому была прикреплена небольшая белая карточка с надписью: «Для Эдвины Шеффилд».
Кейт поморщилась, подумав, что простого «мисс Шеффилд» было бы вполне достаточно. Впрочем, трудно осуждать поклонников Эдвины, хотевших, чтобы их цветы попали именно к той мисс Шеффилд, которой были посланы. Правда, вряд ли кто-то мог бы ошибаться на этот счет. Цветочные аранжировки обычно посылались Эдвине. И в этом не было ничего особенного: каждый букет, прибывавший в резиденцию Шеффилдов за последний месяц, адресовался Эдвине.
Однако Кейт нравилось думать, что смеяться последней будет именно она. От цветочного аромата Эдвина, как обычно, начинала чихать, поэтому букеты уносили в комнату Кейт.
– Какое прекрасное создание, – шептала она, любовно гладя лепестки безупречной орхидеи. – Думаю, твое место на тумбочке у моей кровати. А вы…
Она нагнулась, чтобы понюхать белоснежные розы.
– Вы будете потрясающе выглядеть на моем туалетном столике.
– Вы всегда разговариваете с цветами?
Кейт круто развернулась при звуках низкого мужского голоса. Господи Боже, да это лорд Бриджертон в голубом утреннем сюртуке. Мужчина просто не имеет права быть таким красивым! Но какого дьявола он тут делает?
Она непременно должна его спросить!
– Какого дья…
Она вовремя осеклась. Нельзя позволить этому человеку низвести ее до такого состояния, когда уже не понимаешь, что говоришь… как бы часто ни сыпала она проклятиями, про себя, разумеется.
– Что вы здесь делаете?
Пожав плечами, он стал расправлять гигантский букет, который до этого держал под мышкой. Розовые розы. Совершенной красоты бутоны. Они были прелестны. Простые и элегантные. В точности такие, какие она выбрала бы для себя.
– Полагаю, обычай позволяет поклонникам наносить визиты предмету своего обожания, не так ли? Или я неверно прочел руководство по этикету?
– Я хотела спросить, – проворчала Кейт, – как вы вошли? Никто не объявил о вашем приезде.
Виконт кивком показал в сторону холла:
– Самым обычным образом. Постучал в дверь.
Негодующий взгляд Кейт, раздраженной его сарказмом, не помешал виконту продолжать:
– Как ни удивительно, мне открыл ваш дворецкий. Я дал ему карточку, он взглянул на нее и провел меня в гостиную. И хотя я предпочел бы изобрести некую хитроумную интригу, с помощью которой проник к вам в дом, на деле все было вполне просто и обыкновенно.
– Негодяй дворецкий, – пробормотала Кейт. – Ему полагается узнать, дома ли мы, прежде чем впускать гостей.
– Может, ему уже объяснили, что для меня вы дома при любых обстоятельствах.
– Я не давала ему таких указаний! – вспылила Кейт.
– Нет, – усмехнулся лорд Бриджертон, – я на это и не надеялся.
– И Эдвина тоже.
– Возможно, ваша матушка? – продолжал издеваться Энтони.
Ну разумеется!
– Мэри! – простонала Кейт, поняв, кто виновник.
– Вы называете ее по имени? – вежливо осведомился Энтони.
Кейт кивнула.
– Собственно говоря, она моя мачеха. Вышла замуж за моего отца, когда мне было всего три года. Не знаю, почему, я так и зову ее Мэри. Так уж получается, – недоуменно пожала она плечами.
Энтони не сводил с нее глаз, и Кейт вдруг сообразила, что только сейчас позволила этому человеку, – своей немезиде, – заглянуть в крошечный уголок своей жизни. С языка были готовы сорваться слова извинения: бессознательная реакция на собственную глупую болтовню. Но она не хотела просить прощения у этого человека даже за невольные проступки, так что вместо этого Кейт сказала:
– Боюсь, Эдвина сейчас на прогулке, так что вы зря приехали.
– О, в этом я сомневаюсь, – отозвался Энтони, протягивая цветы. Кейт внезапно заметила, что это не один большой букет, а три маленьких.
– Этот – для Эдвины, – пояснил он и положил первый на пристенный столик. – А этот… – Он проделал то же самое со вторым. – …для вашей матушки.
В руке у него остался последний букет. Кейт оцепенела от шока, не в силах оторвать глаз от совершенных в своей прелести розовых бутонов. Конечно, она знала, в чем дело. Он старается произвести впечатление на Эдвину, но, черт возьми, кроме него, ни один мужчина не дарил ей цветов, и до этого момента она не подозревала, как хочет, чтобы кто-то это сделал.
– Это, – сказал он наконец, протягивая ей розы, – для вас.
– Спасибо, – нерешительно пробормотала она. – Они изумительны.
Она нагнулась, чтобы понюхать росистые бутоны, и зажмурилась от удовольствия, когда ощутила нежное благоухание.
– С вашей стороны так любезно – подумать обо мне и Мэри.
Он учтиво склонил голову:
– Я рад доставить вам удовольствие. Должен признаться, что поклонник моей сестры однажды принес цветы матушке. Я редко видел, чтобы она приходила в такой восторг.
– Ваша мать или сестра? – дерзко уточнила Кейт.
– Обе, – улыбнулся Энтони.
– А что случилось с поклонником? – не унималась Кейт.
Улыбка Энтони стала поистине дьявольской:
– Женился на моей сестре.
– Пфф! Не будьте так уверены в том, что история повторится. Но…
Кейт закашлялась, не особенно желая откровенничать, однако не в состоянии лгать в такой момент.
– Но цветы действительно чудесны, и… и это такой трогательный жест! – Слова не шли с языка, но Кейт решительно сглотнула комок, застрявший в горле. – И я его ценю.
Энтони слегка подался вперед. Темные глаза сейчас напоминали расплавленный шоколад.
– Доброе слово, – задумчиво протянул он. – И обращенное ко мне, не больше и не меньше! Видите, это оказалось вовсе не так трудно.
