Мари Кордоньер - Плутовка Ниниана ; Сила любви ; Роковые мечты
Доктор встал. Моя хозяйка улыбнулась мне и пошла проводить доктора до двери, говоря:
— Мы все сделаем так, как вы советуете, доктор, — и вышла вместе с ним из комнаты.
Только теперь, когда я наконец пришла в себя, я задала себе вопрос: кто эта женщина и кем она приходится Александру О'Коннеллу?
Она прекрасно одевается, живет в богатом, полном слуг доме; судя по тому, как они доверительно между собой разговаривают, между ними близкие отношения. Может быть, она одна из тех богатых пожилых дам, которые покупают любовь молодых людей?
Решив, что на эти вопросы все равно не найду ответа, я повернулась набок и хотела заснуть. Но, странно, новые вопросы начали тревожить меня, и я уже не могла заснуть. Почему Александр привез меня в этот дом? Что ему было нужно в конторе Пейна? Что будет, если он узнает, что я жду ребенка, его ребенка?
Дверь отворилась, и в комнату снова вошла хозяйка.
— Случилось то, чего я так боялась, — сказала она, — вы никак не можете заснуть, потому что вас мучают разные вопросы. И первый, конечно, как вы здесь оказались. Я угадала?
Она села на край кровати и взяла мои руки в свои. Ее любезный тон и обезоруживающая улыбка разбили последний тонкий лед, который был между нами, и я улыбнулась ей, как родной.
— Меня зовут Эйми О'Коннелл, — сказала она. — Александр, которого вы знали как учителя вашего двоюродного брата, мой старший сын.
— Сын? — повторила я, и глупое выражение моего лица заставило ее весело расхохотаться.
— Кроме него, — сообщила она, — у меня еще есть две дочери, которые уже замужем, и сын Майкл. Они остались дома с мужем, а я приехала вместе с Александром. Я вернусь к мужу, как только Александр уладит свои дела. Но довольно обо мне, давайте поговорим о вас. Что привело вас в Лондон? Что было нужно в той гадкой конторе, где вас встретил Александр? И что случилось с вашей спиной? У меня такое впечатление, что вы побывали в руках какого-нибудь отвратительного надсмотрщика над рабами.
Я была поражена умом и наблюдательностью этой женщины и молчала, собираясь с мыслями. Эйми О'Коннелл терпеливо ждала, когда я наконец заговорю.
— Я убежала из замка Кардуфф, — начала я. — Когда почтовый дилижанс, на котором я ехала, прибыл в Лондон, у меня украли сумочку. В ней были деньги и рекомендательное письмо к приятельнице моей бабушки. Я вспомнила адрес адвоката, который ведет дела нашего семейства, и пошла к нему, чтобы попросить о помощи.
— Значит, вы тайком скрылись из замка? — спросила она, и в ее тоне прозвучало удивление, смешанное с восхищением.
Я промолчала. Мне хотелось хорошенько обдумать все, ею сказанное. И вдруг передо мной возникла картина: горящая свеча на столе и листок бумаги с бегущими по нему строчками.
— Александр оказался в замке под видом учителя, — сказала я, — затем, чтобы каким-то образом лишить моего деда его состояния. Не так ли?
— Почему вы так думаете, моя дорогая?
— Я случайно прочла несколько строк в его недописанном письме.
— Да, это было его последнее письмо. Он мог бы и не посылать его, потому что маркиз внезапно разорвал с ним договор.
Хотелось бы мне знать, под каким предлогом дед это сделал? Мне казалось, что причиной было нарушение фамильной чести. Интересно, сообщил ли Александр своей матери об интрижке, которая завелась у него с глупенькой кузиной его ученика? Вместо всего этого я только спросила:
— Ваш сын искал какие-то доказательства?
— Он искал ответ на вопрос, который не дает покоя нашей семье вот уже много лет. Но мне кажется, вы устали и вас не следует больше волновать. Давайте возобновим наш разговор завтра, когда у вас будет больше сил…
Она мило мне улыбнулась и, взяв со столика бутылочку с наклеенной бумажкой, налила из нее микстуру в столовую ложку.
— Выпейте вот это, дитя мое. Доктор сказал, что от этого вам будет лучше.
Я доверчиво проглотила лекарство. Оно пахло мятой и еще какими-то непонятными травами. Мой желудок отнесся к нему вполне благосклонно, и я улыбнулась Эйми О'Коннелл, которая продолжала сидеть рядом со мной. Она пристально и немного печально смотрела на меня. Это было последнее, что я помню.
— Все еще спит!
— Говори, пожалуйста, потише. Я вижу, ты волнуешься. Ты словно боишься, что она, открыв глаза, посмотрит на тебя. Я угадала, Алекс? Между прочим, у нее очень красивые глаза.
— Я волнуюсь, потому что она проспала целые сутки. Разве это нормально? Наверное, надо вызвать опять врача.
— Не говори чепухи! Сон полезен и ей, и ребенку. Когда она проснется, у нее будет такой зверский аппетит, что… Да что с тобой, Алекс? На тебе лица нет!
— Ребенок! Ты хочешь сказать, что она ждет ребенка? Но доктор сказал мне, что она очень утомлена и истощена. О ребенке не было ни слова.
— А он и не должен был тебе об этом говорить. Разве ты отец ребенка или ее муж? О Валерии ему известно только то, что она наша гостья.
Я с замиранием сердца слушала этот разговор, боясь пошевелиться. Меня волновало только одно: как поведет сейчас себя Александр О'Коннелл? Неужели он так и не снимет с себя эту отвратительную маску совратителя?
Из его груди вырвался не то рев, не то стон. Его темно-синие глаза метали молнии, а лицо стало злым и неприятным. Я поняла, как сильно он ненавидит меня, и вдруг почувствовала такую боль, какую не нанесла мне даже дедова плеть.
— Я так и знал, что она спутается с этим ненормальным! — выкрикнул он. — Мне до самого последнего момента казалось, что сэр Генри и маркиз обманывают меня. Ведь это же неслыханная вещь — выдать замуж за ненормального здоровую и красивую девушку! Но ты теперь сама видишь, что бывает, когда в семье царит дух чистогана. Только теперь мне стало ясно, в какую историю я вляпался!
— По-твоему, она ждет ребенка от Эдварда? Это было бы ужасно! Родить еще одного ненормального, какой ужас!
— Лишь бы был наследник. Лорд Уильям не знает, что такое этика, мама. Он не побрезгует никакой мерзостью, лишь бы она увеличивала его доходы!
— Как мне жаль ее!
— Прибереги это чувство для себя! Она с самого начала знала, на что идет. И, видимо, там произошло что-то ужасное, если она вынуждена была бежать в Лондон… Она, кажется, просыпается…
— Это ты разбудил ее своим криком. Будет лучше, если ты уйдешь.
— Нет, пусть останется, — сказала я и не узнала своего голоса, таким он был хриплым и надорванным. — Итак, ты думаешь, что я обвенчалась с Эдвардом и позволила ему… позволила ему…
Нет, я не могла выговорить это слово!
— Могла! — закричал он. — Они мне говорили, что это было решено, еще когда ты и он были маленькими. — Между прочим, ни я, ни он не заметили, как перешли на «ты». — Моя задача состояла в том, чтобы он выучил слова, которые говорят во время обряда венчания. А его отец должен был научить его, что он должен делать с тобой в постели. Ты представляешь, каково мне было знать все это! Я каждый день думал: вот сегодня соберусь и уеду!
