Роберта Джеллис - Сладкая месть
Уолтер объяснил, что взятие Элмондбери не составило труда, и рассказал о странном чувстве незавершенности, которое заставило их задержаться на месте несколько дольше обычного.
Джеффри вскинул бровь.
– В таком случае, тут не обошлось без вмешательства Бога. Когда какое-то стадо коров и несколько минут способствуют такому огромному успеху, я начинаю верить, что это дело не только случая – все было предопределено. Вскоре после своего ухода Сеграве прилетел назад словно на крыльях. Он сказал Генриху, что целая армия под началом Бассетта и Сиуорда опустошает районы, прилегающие к Элмондбери, и принялся подстрекать Генриха бежать. Мы с Иэном встревожились, испугавшись, что вам не удалось сдержать Бассетта, но затем мне стало ясно, что в подобном случае нападению подвергся бы непосредственно Хантингтон. Адам, конечно, хотел остаться и сражаться, но Саймон впервые за свою жизнь проявил максимум благоразумия и выслал следом за Сеграве нескольких своих человек.
– Армия! – воскликнул Уолтер. – Да нас было не больше сотни. Бассетту не удалось собрать много лошадей в Клиффорде и окрестных фермах и поместьях. Опасаясь, что король уедет, он не хотел откладывать операцию еще на день, дожидаясь, когда пригонят лошадей из самых отдаленных владений.
– То же самое сообщили люди Саймона, – подтвердил Джеффри. – Они сказали, что большой отряд находился лишь в самом поместье, а несколько групп по трое, по четверо человек поджигали хижины пастухов и угоняли стада скота и овец в южном направлении. Насколько вам известно, Генрих – не трус... по крайней мере, как мужчина. Он отлично сражался, когда у него появлялась такая возможность. Но, Уолтер, вы как будто вовсе не удивлены этими новостями. Вы участвовали в набеге? Люди Саймона ничего не сказали об этом... хотя, возможно, он приказал им помалкивать.
Уолтер кивнул, когда Джеффри упомянул, что Генрих не трус. Король действительно всегда рвался в бой, но из-за отсутствия тренировок его мужество значительно превосходило боевое мастерство. Более того, Генриху редко предоставлялся случай проявить себя на поле брани, поскольку его постоянно окружали толпы придворных. Но кивок Уолтера послужил в то же время как бы предварительным ответом на вопрос об его участии в набеге на Элмондбери.
– Я участвовал в нем... – признался Уолтер, но из-за зевка его признание прозвучало несколько приглушенно. – Но Бассетт и Сиуорд предложили мне поменять щит, что я и сделал. В закрытом шлеме даже люди Саймона не узнали бы меня.
На признание Уолтера Джеффри рассмеялся и покачал головой, но высказываться на этот счет не стал.
– Таким образом, – продолжал он, – узнав правду, Генрих не удержался и высмеял робость Сеграве, но испытывал он при этом лишь отвращение. Позже, когда мы остались наедине, король сказал мне, что был бы рад избавиться от таких трусливых советников.
– Это хорошая новость, – с воодушевлением заметил сэр Джон.
– Да. – Джеффри улыбнулся. – Не думаю, что короля можно убедить теперь изменить свою точку зрения. Он рассказал мне также, что собирается отправиться на восток, чтобы попросить Эдмунда Эбингдонского и епископа Честерского составить условия мирного договора с Ричардом.
– Честер – отличный выбор... – начал было Уолтер, но громкий зевок помешал ему продолжить. – Прошу прощения, – сказал он, улыбаясь. – Уверяю вас, что я не нахожу данный разговор скучным.
Это признание вызвало смех.
– Идите-ка вы спать, – предложил Джеффри. – У вас был очень напряженный День.
– Да, – согласился Уолтер, – но мне бы хотелось знать... – и он снова зевнул. – Мне бы хотелось знать, можно ли передать эти новости Бассетту и Сиуорду.
– Ради Бога, – согласился Джеффри. – Я и приехал сюда затем, чтобы они узнали о своей победе. Мне бы хотелось, чтобы в стране воцарился полный мир, но, если сторонников Ричарда не удастся уговорить отказаться от боевых действий, пусть они помолятся за Винчестера, Риво и других. Король выходит из игры. Для Генриха война закончилась.
– Слава Богу, – вздохнула Сибель. Услышанная новость получила всеобщее одобрение.
Одно дело ссориться с соседом, отвечая набегом на набег, или, в случае более ожесточенного конфликта, подвергнуть осаде соседский замок. Временами, в случае везения, таким образом можно было заполучить дополнительную собственность, но обычно сюзерены заключали мир прежде, чем наносили друг другу непоправимый ущерб. Если же сюзерены являлись заклятыми врагами и лишь искали повод, чтобы вступить в единоборство, приезжал король и мирил их. Для короля же война с самыми влиятельными баронами означала бессмысленную кровопролитную бойню, от которой страдала вся страна. Междуусобицы были неплохим развлечением, но гражданская война становилась настоящим бедствием.
– Завтра... – начал было Уолтер, но Сибель поднялась со стула и сказала за него:
– Лучше всего отложить все проблемы на завтра. Папа переночует здесь, и вы завтра вволю наговоритесь. А теперь давайте поднимемся наверх и ляжем спать, милорд.
– Да, конечно, идите, – подтвердил Джеффри. – Все самое важное я уже сообщил, за исключением того, что королю известно о моем визите сюда, так что я могу не спешить с возвращением в Хантингтон. Я могу даже задержаться еще на денек-другой, если вы полагаете, что Бассетт и Сиуорд пожелают приехать в Клиро, чтобы поговорить со мной.
Поскольку все полученные Уолтером ссадины к этому времени невыносимо ныли, он не стал спорить, а медленно поднялся с кресла и осторожно выпрямился, чтобы не разодрать запекшийся порез на левом боку. Он еще раз поблагодарил своего тестя, который отказался от предложенной ему главной опочивальни. Уолтер был очень признателен ему за это, понимая, что в таком потрепанном состоянии ему будет гораздо уютнее спать на большой кровати.
Сибель ушла вперед и к тому времени, когда он поднялся по лестнице, зажгла свечи, а служанки обогрели постель. Поначалу Уолтер ни о чем не думал, он лишь радовался тому, что ему не нужно нагибаться, снимать ботинки, развязывать кроссгартеры и стягивать с себя одежду. Он чувствовал такое облегчение и наслаждение, что едва ли сознавал, кто прислуживает ему. Однако, уложив его в теплую постель, Сибель велела ему повернуться на живот, чтобы смазать огромную ссадину на спине, оставленную мечом Гериберта.
Звук ее голоса напомнил Уолтеру, что Сибель не сказала ему ни слова наедине с того момента, как они вернулись из Хея. Он повернул голову, но не увидел ее лица. Тут до него дошло, что, хотя она и сидела с ним рядом так же свободно, как обычно сидела в присутствии своего отца, она не опиралась на него с той уверенностью, с какой делала это в Роузлинде.
