Ведьмины камни (СИ) - Дворецкая Елизавета Алексеевна

Оружничий осторожно забрал у него пустую миску и унес мыть, но Мистина даже не глянул, погруженный в размышления. Здесь начиналась область догадок, где он мог опираться только на чутье. Ему не давал покоя кусочек желтого янтаря на шее у Тени. Этот «ведьмин камень» означал нечто большее, чем доказательство Несветова предательства. «Я подарил ей дорогой перстень в возмещение ее тревог и печалей»… Ну да. Рассказывай эти сказки своим старым обмоткам…

– Чего такой задумчивый? – тихо спросил Ратияр, его телохранитель, присаживаясь рядом. – У нас все не так хорошо, как выглядит?

Ратияр приходился Мистине молочным братом, и они выросли вместе. Когда Свенельд со всем домом перебрался из Хольмгарда в Киев, с ним приехал и отец Ратияра, кузнец Ольрад, и его жена, Мирава, кормилица Мистины, и шестилетние сыновья того и другого. Семья Ольрада происходила из «хазарских русов», то есть тех, кто когда-то давно поселился на землях, подвластных хазарам. Такие были и в Булгаре, и в Итиле, и на пути из Итиля в Киев. Ольрад родился на далеком волоке между Окой и Доном, на том пути, что называли «Хазарская река». Тридцать лет назад Свенельд и его старший брат Годред ходили войной на те края – это было продолжение их войны с хазарами, начатой нападением войска хакан-бека на русь на берегах Итиля. При осаде Тархан-городца Годред погиб. Обезумевший от горя и жажды мести, Свенельд был готов уничтожить всех жителей, но сколько-то пленных все же привел, в том числе и Ольрада с Миравой. Ольрад, искусный кузнец, умеющий работать и с железом, и с серебром, знающий хазарский язык, оказался очень полезным человеком и через несколько лет выкупился на волю, однако остался жить при Свенельде. Идти ему было некуда: Тархан-городец был разорен, донской волок оказался заброшен, некогда оживленный торговый путь между Киевом и Итилем зарос лесом. Ратияр появился на свет уже в Хольмгарде, заговорил на языке северных русов, а теперь, когда отцы того и другого переселились в Деревскую землю, по-прежнему следовал за своим знатным молочным братом. Через Ольрада ему досталось несколько капель хазарской крови, но сказывалась она разве в чуть более смуглом цвете кожи; большинство его предков были славянами-вятичами.

– Ярик! – Мистина перевел взгляд на него. – Скажи-ка: ты что-нибудь понимаешь в нежных чувствах?

– Я? – Ратияр ухмыльнулся, будто его спросили, любит ли он дождевых червей. – Это… про баб, что ли?

– Если бы ты подумал про мужиков, я бы в тебе разочаровался.

– А чего тут понимать? Наливай да…

– Ты же видел, что Тень таскает на шее кусок янтаря, который ему якобы дала племянница Эйрика?

– Видел. – Когда Эскиль показал свое сокровище, Ратияр стоял пообок между ним и Мистиной, внимательно следя за руками варяга.

– Сказал, что подарил ей перстень в возмещение печали, что он убил ее мужа…

– Ага! – тут же хмыкнул Ратияр, и Мистина убедился, что не ему одному это кажется странным. – Это Тень! В возмещение! А то мы его в первый раз видим! С чего бы это он вдруг стал таким щедрым и учтивым, что твой про… прос…

– Простофуфарий! [53] – пришел на помощь Арне.

– Вроде того.

– Ну, за убийство обычно платят виру, – сказал Альв.

– Того перстня, что у Тени был, за двух знатных мужей мало. Видел я тот его перстень – хорош, но на два таких убийства не потянет.

– Но если это были убийства в поле и на поединке, то какое возмещение?

– Ну и зачем тогда перстень? Правильно я говорю, да, Свенельдич? – Ратияр взглянул на господина, который молча слушал их спор.

– Правильно, парни. И это даже еще не все. То, что Тень дал вдове этот перстень – только половина дела. Вторая половина – что она его взяла. И даже отдарилась.

– А раз отдарилась, значит, никакая это была не вира, – сообразил Альв.

Несколько мгновений тишины парни пытались осмыслить, к чему ведет господин.

– Ты поэтому спросил… про склонности? – Выговорить «нежные чувства» Ратияру было не под силу.

– Ну-у… – протянул Альв. – Я, конечно, не девка, но слышал, что если он, Тень, умоется и причешется, то будет по их, по-девичьи, очень даже недурен.

– Да кто он перед ней? – усомнился подсевший к ним Уномир Волот. – Он – конунгова племянница, а он – какого-то тролля болотного… хоть и врет, что его бабка спала с сыном Рагнара Меховые Штаны. Не по нем это дерево.

– Так он к ней еще две зимы назад подкатывал! Нас тогда не было, князь без нас в Хольмгард ездил, и Тень при нем был, и эта дева – она тогда еще была не замужем. Спроси Жука – он тебе все обскажет, что меж ними было, под гусли споет!

– А, да. Это у них давнее… – пробормотал Мистина. – Ладно, парни, я спать.

Больше ничего говорить было не надо: что делать, пока господин спит, они знали и сами.

Мистина не случайно закончил такую любопытную беседу именно на этом месте. Телохранители – он отбирал к себе парней не только здоровых, но и неглупых, – помогли ему подтвердить правильность его рассуждений, но это был только верхний слой. В нижний заглядывать было не надо никому, даже тем, кому он доверял.

Для виры за два убийства того греческого перстня мало. Чтобы Тень завел любовную связь с Эйриковой племянницей – маловероятно, они не ровня. Так не был ли этот перстень знаком для самого Эйрика? Молодая вдова получила его перед тем, надо думать, как уехала обратно к дяде. Предложением мира… намеком на возмещение… и даже поддержку…

Это было похоже на попытку нащупать топкую тропу через болото в густом тумане. Но если чутье ведет Мистину в верном направлении, это значит, что время играет против киян. Остновившись здесь, перед засекой, они дают варягам время наладить сношения с Эйриком. А это чревато очень большими неприятностиями – сколько бы ни собрал войска сам Эйрик, если его поддержат варяги, не потеряв людей в схватке с Ингваром, они вместе получат над киянами явный перевес.

Мистина перевернулся на другой бок, будто желая уйти от беспокойства.

Если все так и есть – бить надо немедленно. Хоть сейчас, ночью, пока варяги не ждут.

А если его догадки ложны? Мистина опять перевернулся, надеясь, что успокоение все же ждет на этой стороне жесткой походной подстилки. Если он понапрасну тут сочиняет саги о чужой любви, то войско лишь понесет потери, а это поставит под удар успех всего похода. А в Киеве ждут греки, в рот им копыто! Простофуфарии, того коня в корягу!

Хоть руны раскидывай…

Улегшись в итоге на спину, Мистина устремился взгляд в темный полог шатра. Снаружи у огня негромко переговаривались хирдманы: собрались любители вести ночные разговоры, благо завтра с места не сниматься.

Только дурак видит простые решения для сложных дел и тут же хватается за них обеими руками. Умный знает, что их, скорее всего, не существует. Но если дурак плодами своих поспешных решений точно останется недоволен, то умному еще может повезти…

Глава 3

Возвращение в родной дом далось Хельге легче, чем зимнее переселение в Видимирь. Не прошло и двух месяцев, как Хедин привез ее с приданым и служанками обратно, а ей уже казалось, что она никуда и не уезжала. Только покрывало на голове и синее платье подтверждали, что ей не приснилось все это: замужество, жизнь в Видимире, Эскиль Тень… Поначалу память об Эскиле так наполняла все ее существо, что она даже не скучала, и дала ей сил сохранять бодрость по пути до дома и во время встречи с потрясенными родными. Но потом, когда она прожила в Силверволле с неделю и заново освоилась, навалилась тоска. Среди привычных вещей ей не удавалось стать прежней Хельгой – пережитое изменило ее, теперь она нуждалась в чем-то, чего в ее родном доме не было.

О своих приключениях в Видимире она рассказала, умолчав о притязаниях Эскиля и его успехе; но в ее глазах только это и было важно, так как могло – и должно было – иметь продолжение в будущем. Но когда наступит это будущее, что должно произойти, чтобы оно настало? Хельга не могла понять, чего ей ждать, и от этого было еще тяжелее.