Розмари Роджерс - Это неистовое сердце
Но Люкас не позволяет мне говорить об этом.
– Малыш – наш, и только наш, – твердо сказал он в последнюю ночь, когда мы были вместе, и заглушил поцелуем все, что я хотела сказать.
Слишком много страхов и сомнений, когда его нет рядом… как часто я плачу в последнее время… все из-за беременности. Господи, надоело постоянно слышать ото всех этот довод!
Что мы будем делать после суда… если это «после» настанет? Люкас отказывается разговаривать с Тоддом – не так легко забыть годы ненависти. Но Тодд? Ведь ему нужен наследник, чтобы править королевством, которого так долго добивалось столько людей. Только Люкасу это не нужно.
– После того как все кончится, если они решат не вешать меня, можешь выбирать, остаться здесь или быть со мной, там, куда захочу отправиться.
Говоря это, Люкас был похож на того подозрительного незнакомца с жестким, замкнутым лицом, которого я встретила однажды ночью. Что мне делать? Боже, как я устала от бесконечных путешествий!
На этом месте я вчера закончила писать и решила натереть мебель воском и как следует все убрать, чтобы хоть чем-то заняться, а также разложить по порядку дневники и бумаги отца.
А сегодня… сегодня нашла пропавшее дополнение к завещанию, завалившееся за ящик стола, где лежали дневники. Так вот что искал Марк, вот почему вылил настойку опия в полупустую бутылку бренди, стоявшую у отца под рукой… и нанял убийцу, чтобы расправиться с мистером Брэггом на тот случай, если именно он нашел документ. Именно Марк заплатил Парди за убийство Тодда.
Я прочитала бумагу несколько раз. Скольких страданий можно было бы избежать, найди я ее тогда! Отец действительно знал, что Люк – сын Тодда, но поклялся молчать. Теперь понятно, почему те страницы, где упоминалось об этом, были старательно залиты чернилами или вырваны – требовалось подтолкнуть Люкаса к убийству собственного отца!
Конечно, этого нельзя было допустить. А Илэна, которую отец все-таки любил, несмотря на то что она сделала?
Отец объяснил мотивы, по которым изменил завещание. Я все-таки не унаследовала ранчо – оно должно было перейти к моему мужу, если я выйду за Люкаса или Рамона; тому, кого я не выбрала, предназначалась большая сумма денег.
Если же я решилась бы не выходить замуж ни за кого из них – половина ранчо, принадлежавшая отцу, делилась бы поровну между Рамоном и Люкасом.
А Илэна… Да, отец знал Илэну и, видимо, пытался положить конец ее с Люкасом отношениям. Он завещал ей пятьдесят тысяч долларов и пожизненное содержание, если она навсегда покинет территорию Нью-Мексико. Небольшие суммы передавались Жюлю, Марте и старому другу Элмеру Брэггу. Хулио получал право на владение участком в горах для разведения лошадей и скота. Я чувствовала, что только сейчас хорошо узнала его – этого человека, которому так и не дано было увидеть единственную дочь…
Сложив документ, я убрала его и приготовилась ждать. Марта, стоявшая рядом, заметила мой взгляд, направленный на часы, и попыталась облегчить невыносимое напряжение, терзающее душу.
– Суд уже, наверное, кончился. Не отчаивайтесь, хозяйка. Скоро ваш муж вернется.
Серебряный образок святого Христофора, который подарил когда-то Альме Тодд, а Люкас передал мне, холодно и тяжело свисает с шеи, такой же тяжелый и холодный, как те часы, которые пройдут, прежде чем я узнаю все.
Эпилог
СИЛВЕР-СИТИ
1878 год
В их приезде, казалось, не было ничего необычного – состоятельный ранчеро с женой и светловолосым сыном решили немного развлечься в городе. Но почему же чуть не все население сбежалось посмотреть на их экипаж?
Мадам Флер, оживленно обсуждавшая с покупательницей новейшие фасоны, охнула и подбежала к окну.
– О Господи! Заметили, кто это? А тот, другой, уже в городе.
– Мистер Шеннон? Мистер Тодд Шеннон?
Миссис Викери, жена владельца бакалейной лавки, всплеснула руками:
– Ах Боже! Это правда?..
– Все правда, все! Какой был скандал! Я ее помню – совсем не изменилась. Такая же высокомерная, все нос задирает!
– Но…
Мадам Флер не любила, когда ее перебивают.
– Все, что вы слышали, – истинная правда, – повторила она. – Одна из моих покупательниц специально ездила на суд в Санта-Фе и рассказала, что там было. Его в конце концов оправдали, и все думали, что он вернется и будет жить на ранчо, но вместо этого… отправился в горы, а жена отказалась оставаться одна без него. Я слышала, у них там маленькое ранчо, но никто точно не знает, где именно. Конечно… – Тут голос мадам понизился до шепота: – Он воспитывался у индейцев, сидел в тюрьме и даже был бандитом!
Как странно въезжать в город не скрываясь, не оглядываясь! И как прежде, Люкас чувствовал, что задыхается от обилия людей и шума. Заметив удивленно поднятые брови жены, он скривился.
– Все-таки не понимаю, как тебе удалось меня уговорить. Я этих твоих друзей и не знаю вовсе.
– Коринна и Джек – хорошие люди, – спокойно ответила Ровена и слегка усмехнулась. – А кроме того, я горжусь тобой. Что плохого в том, что женщина желает похвастаться мужем перед друзьями?
Люк взглянул в фиолетовые глаза, затененные длинными густыми ресницами – таких он ни у кого не встречал, и… неожиданно перед его мысленным взором пронеслись другие картины: Ро, сидящая в постели, загорелая, волосы заплетены в косы, взгляд, полный ненависти, устремлен на него. А позже нежные, теплые губы, ее голос, называющий его по имени… последнее, что помнил Люкас, перед тем как неумолимая петля начала медленно отсекать его дыхание, и потом боль, ужасная боль, когда хочешь закричать, а можно только говорить шепотом. И слезы Ровены, падающие на его лицо, снова этот голос, повторяющий и повторяющий его имя.
Еще много недель после этого он не мог говорить вслух, но, может, это было к лучшему, иначе он спорил бы гораздо дольше, а ругался бы гораздо громче… Временами Люкас вообще не хотел ни с кем разговаривать, даже с Ровеной, до того дня, как она ворвалась в его комнату, обозвала эгоистичным ублюдком и едва не выцарапала глаза, прежде чем он успел схватить ее за руки.
Через два дня они поженились, а две недели спустя его отвезли в Санта-Фе на судебный процесс по делу об убийстве Марка Шеннона.
«Странно, – думал Люкас, – как мельчайшие детали вызывают к жизни целый поток воспоминаний за те короткие минуты, пока экипаж едет по этой улице».
…Шляпа в витрине и две женщины, глазеющие из окна. Шляпа напомнила ему об Илэне, и эта мысль вызвала боль, хотя уже не столь острую. Илэна – мечта, которая снится каждому мужчине. Улыбающаяся, манящая, зовущая, умеющая дать ровно столько, чтобы он продолжал хотеть ее, любя и ненавидя одновременно. Но Илэна ушла навсегда, исчезла, а вместо нее была Ровена, плоть, а не призрак, воля, нежность и самопожертвование, Ровена, последовавшая за ним в горы, разделившая одиночество, смело боровшаяся с призраками в долине; родившая там ребенка, не имея помощи, кроме него самого и старой повитухи. В конце концов пришлось отослать старуху и самому принять ребенка, сделать все, что смог припомнить по обрывочным рассказам. Господи, как же он был перепуган!
