Вирджиния Хенли - Соблазненная
Это вызвало громовое одобрение на скамьях внизу. Антония удивленно смотрела, как достопочтенные члены парламента барабанят ботинками по столу.
— Мало кто из вас склонен поддержать тюремную реформу. «Пускай преступники гниют в тюрьмах» — таково общее мнение. Но вся тюремная система погрязла во взяточничестве и коррупции. Обитатели трущоб идут в тюрьму, владельцы трущоб идут в банк. Богатых милуют, бедных жестоко наказывают. На прошлой неделе семилетнего мальчика публично повесили за кражу одной ложки.
В палате повисла необычная тишина. У Антонии подступил комок к горлу. Глаза сидевшей рядом леди Холланд наполнились слезами.
— Вы великодушно уделили мне так много времени, когда у палаты имеется масса неотложных дел, но моя совесть не успокоится, если я не коснусь еще одной, последней, проблемы — детского труда. Фабрики и заводы стали зависеть от труда детей в возрасте пяти-шести лет, которых заставляют работать по пятнадцать часов в сутки. Джентльмены, это целый день и половина ночи. Они не только засыпают у машин, они умирают, стоя у станков. Я ожидаю, что этот парламент примет закон, в котором говорится, что запрещается нанимать детей младше девяти лет и что ни один ребенок моложе пятнадцати лет не должен работать больше двенадцати часов в день.
Внизу возникли разногласия, но дамы на галерее стоя аплодировали.
Подобрав юбки, Тони заторопилась вниз. Она не знала, когда он появится, но ей хотелось быть первой, кого он увидит, когда распахнутся двери палаты.
Глава 40
— Адам, вот уж не думала, — негромко произнесла Тони, направляясь к нему. На сияющем лице отражалось глубокое уважение. В зеленых глазах блеснули слезинки радости.
Он взял ее руки в свои:
— Не делай из меня святого, дорогая.
Он наклонил к ней свою темную голову, желая коснуться ртом ее губ, но успел заметить, что они привлекают внимание окружающих. Молодые леди не позволяют джентльменам целовать их в общественных местах.
— Я хочу тебя в постели, — чуть слышно сказал он. — Поедем на Хаф-Мун-стрит.
Как загипнотизированная, она двинулась вместе с ним к его карете. Он задернул занавески от любопытных взглядов толпы. Развязав ленты шляпки, швырнул ее на противоположное сиденье и привлек Тони к себе.
— Требуется немножко греха, чтобы уравновесить всю эту самоотверженность.
— Адам Сэвидж, ты обманщик. Ты совсем не порочен, возможно, никогда им не был.
Адам пристально посмотрел ей в глаза.
— Ой, любовь моя, не обманывай себя. — Он сладострастно прищурил глаза. — Будем в постели, докажу, что ты ошибаешься. И не один раз.
Сердце Тони пело. Внутреннее чутье ее никогда не обманывало. Она любила его всей душой, знала, что никогда больше не сможет так полюбить и что будет любить его вечно. Она гордилась им. Сердце было готово разорваться от радости. Адам был благородным, честным, преданным делу и самым физически привлекательным мужчиной в Лондоне. Она желала его сегодня, желала всегда. В нем сливались все представители мужского пола — он был ей отцом, опекуном, другом, любовником, мужем…
Тони пришла в себя. Что, если он не хочет взять ее в жены? Должен, должен, она же носит его ребенка! Нужно только сказать ему. Джон Булль говорил, что Адам хочет иметь детей и намерен основать династию.
Сегодня она узнала, что он глубоко озабочен судьбой всех детей. Ему будет дорог собственный ребенок, он будет лелеять мать своего дитя. И все же Антония не могла собраться с духом, чтобы открыть свою тайну. Она положила голову на его широкую грудь и закрыла глаза, чувствуя щекой, как медленно, мощно бьется его сердце, и надеясь, что оно бьется только для нее. Загадала желание, чтобы в его сердце никогда не было места другой женщине.
Адам приподнял пальцами ее подбородок, чтобы увидеть милое лицо. Заметил серебристые слезинки. Выпрямился и взял ее на колени.
— Любимая, что не так?
Оказавшись в его объятиях, она чуть было не выболтала свои страхи. Он был надежен, как скала Гибралтара. Достаточно выложить свои заботы, и они будут немедленно решены. Глубоко вздохнув, неожиданно для себя сказала:
— Ничего. Это от счастья.
Она будет полагаться на интуицию. Она женщина, не девочка. Адаму Сэвиджу была нужна женщина. Ей была нужна его любовь, но ей требовалось его уважение. Еще важнее не потерять собственного достоинства.
Тони запустила пальцы в его длинные черные волосы и прошептала:
— У тебя глаза голубые, как Бискайский залив. Зная, какую страсть всегда вызывают у него эти слова, она подставила губы для поцелуя, почувствовав, как твердеют под ней его члены. Даже бедра стали твердыми, как мрамор. Нет, мрамор холодный. Она же, скорее, чувствовала, что сидит на камне, раскаленном расплавленной лавой.
Его поцелуй был неистовым, обжигающим.
— Я сгораю от желания, — прорычал он. Она видела, что он говорит правду. Сквозь платье чувствовала жар его чресел. Ей самой вдруг стало невтерпеж от разделявших их бесчисленных слоев ткани. Приподнявшись, она откинула назад верхние и нижние юбки и села обратно на колени.
— Мой Бог, ты еще жарче меня.
Она была самой сексуально отзывчивой из всех известных ему женщин. Моментальная реакция на одно прикосновение, одно слово или даже на единственный взгляд — что может быть более лестным и возбуждающим для любого мужчины?
Карета замедлила ход.
— Дотерпишь, пока поднимемся наверх? — хрипло прошептал он.
— А ты? — часто дыша, спросила она.
Его вздувшаяся выпуклость сладостно вжималась в промежность. Ни он, ни она не знали, удержат ли или спустят. Еле дыша, выбрались из кареты, потом медленно, чопорно, с достоинством вошли в дом на Хаф-Мун-стрит. Кивнули слугам, важно поприветствовали Джеффри Слоуна, потом нарочито неторопливо поднялись наверх.
Не успела закрыться дверь в спальню, как они, закатившись смехом, забыв обо всем, принялись сбрасывать с себя одежду. Он высоко поднял ее, так что ее прелести оказались на уровне рта. Он сделал вид, что хочет укусить. Она игриво взвизгнула, потом застонала от страсти, когда он опустил ее на свой вздыбленный член.
Просунув руку между телами, раздвинул пальцами губы, добрался до бутона, почувствовав, как он пульсирует, и дотронулся до него раздутой головкой своего петуха. Взявшись обеими руками за шелковистые ягодицы, надвинул ее на всю длину.
Ее щель стала ритмично сжиматься и разжиматься, сжиматься и разжиматься. Когда они слились губами, она, раскрыв губы, предложила ему свой язык. Он взял весь его в рот и стал сосать в ритме с ее пульсирующей щелью. Адам шагнул к высокой кровати. С каждым шагом его толстый корень входил все глубже.
