Марина Струк - Обрученные судьбой
Она опомниться не успела, как вдруг Владислав прервал свой путь по шатру, рванулся к ней. Он схватил ее за руку и потащил на себя, потом рванул на ней платье монастырское, разрывая холстину. Ольга даже испугаться не успела, так все быстро случилось. Лишь когда обнажил ей пан плечо и часть спины, разрывая платья до самого пояса, только тогда она забилась в его руках, ударила его по лицу, потом забарабанила по груди и рукам кулачками. Но Владислав только улыбнулся в ответ, потянулся к поясу, и Ольга замерла, разглядев в неясном свете, что шел через узкую щель в шатре. Неужто он сейчас перережет ей глотку острым лезвием за то, что она посмела ударить его?
Но Владислав только развернул ее в постели, чтобы свет падал на ее левый бок, поднес саблю к ее телу, но так чтобы она сумела видеть неровное отражение в лезвии.
— Смотри, у тебя на спине то же пятно, что и у нее, — проговорил он, и Ольга замерла, сумев со временем разглядеть небольшое темное пятно на своей спине, чуть пониже лопатки. А потом снова взглянула на него, упрямо сжимая зубы. Она не знала отчего, но ей вдруг захотелось доказать, что она не та, что нужна ему.
А быть может, знала, но ни за что не хотела признаваться себе в том. Ведь ей вдруг так захотелось, чтобы он увидел в ней именно ее, Ольгу, а не неведомую ей «кохану».
Его широкая ладонь скользнула по ее спине, нежно провела по обнажившейся коже вниз, туда, где заканчивался разрыв на платье. Ольга вдруг задрожала снова, заныло в животе. Неужто приступ опять сухотной? Но почему так налилась грудь, желавшая, чтобы эта ладонь скользнула под платье и коснулась ее?
Это было желание. Ольга отчетливо распознала его, ведь так часто мучилась от него, после тех бесовских снов, когда мужские руки ласкали ее, а губы целовали нежную кожу.
— У многих есть пятна такие. Даже у Катерины есть схожее на спине, — зло обронила Ольга, пытаясь натянуть платье на оголившее плечо, скрыть свое тело от его глаз, которые заставляли ее забыть о том, кто она такая, кинуться ему на грудь, прижимаясь, как недавно он прижимал ее к себе, уткнуться губами в его шею, видневшуюся в вороте рубахи.
Она несмело взглянула на него, чтобы увидеть его реакцию на ее слова, и не успела отшатнуться, как он снова подался к ней, но уже не срывал платье, а тянул на себя ее плат с головы. Она заверещала, как резанная, стала бить его по рукам. Стыд-то какой, волосы показать! А потом вдруг подумала, что было уже то — так же хотел пан видеть волосы, так же сопротивлялась она…
Ольга замерла, пораженная мелькнувшей в голове мыслью, и ослабила свое сопротивление, что позволило Владиславу без труда стянуть с ее головы темную ткань. Миг, и упали на ее плечи распущенные волосы, которые она не заплетала в косы уже давно. Не было такой нужды, они и без того укрывались надежно под платом, такие короткие — едва ли ниже плеч на несколько вершков.
Они ахнули вдвоем и одновременно. Она — от стыда, что он увидел ее обрезанные волосы, ее уродство. Он — от вида ее волос, цвет которых так часто он видел во сне.
— Нет, нет, — прошептала Ольга, отворачиваясь от Владислава, но он уже запускал руки в золото ее волос, рассыпавшееся по плечам, уже прятал в них свое лицо.
— У тебя шрам на виске. Вот тут, — прошептал он ей прямо в ухо, коснувшись кончиками пальцев ее виска. Его дыхание обожгло ее шею, отчего побежало тонкой струйкой по венам горячее, необузданное желание. Ольга медленно повернулась к нему, чувствуя, как мысли буквально раздирают на части ее голову. Да, у нее был шрам на виске. Она отчетливо нащупала его еще в первые дни в скиту, когда сама повязывала плат. О, Господи, кто она?! Кто она такая?
А потом все мысли куда-то улетели, когда она заглянула в омут его темных глаз, горевших каким-то странным огнем. Они смотрели друг на друга некоторое время, не в силах отвести взглядов, а потом вдруг потянулись друг к другу, слились в поцелуе.
Она узнала ныне. Именно этот мужчина приходил к ней в снах, от которых так потом билось сердце, и ныло в животе. Именно эти губы ласкали ее, эти руки прижимали ее, как нынче.
Владислав уронил ее в постель и склонился над ней, улыбаясь. Это она! Иначе и быть не может. Голова могла забыть, но тело… Тело ее помнило каждую ласку, каждое касание, каждый поцелуй. Он провел губами от ее уха по шее, творя невидимую дорожку до выреза платья, и она выгнулась навстречу ему, вжимая с силой свое тело в его, будто желая слиться с ним воедино.
— Моя драга, — шептал он, снова поднимаясь губами к ее лицу, накрывая ее губы своими. — Моя кохана.
Она вцепилась в его плечи, будто она тонула, а он был тем единственным, что способно было удержать ее на плаву. А потом она снова выгнулась, когда он коснулся губами того заветного местечка на шее, прямо под ухом.
Владислав поднялся над ней на руках, желая снова взглянуть на ее лицо, чтобы убедиться, что это не сон, что это она, его Ксения. Его кохана… Его сердце замерло, когда она открыла глаза, эти удивительные очи цвета ясного неба, проникающие прямо в его душу, до самого нутра. О, как ему не хватало этих глаз, затянутых поволокой желания! Как часто он воскрешал их в памяти, но явь…! Явь кружила ему голову, заставляла его сердце замирать от счастья на миг, а потом снова пускаться в бешеную скачку.
Она смотрела в его глаза, полные нежности, горящие таким мягким светом, при виде которого ее душа пела ныне. Она не знала этого мужчину. Не знала, кто он, не знала его прошлого и его настоящего. Не знала тех дней, что они провели вместе. Но она узнала его сердцем. Это был он, тот, по ком она так часто тосковала ночами, к кому так стремилась ее душа. Это был он.
А потом вдруг случилось то, что вмиг оборвало тот морок, в который ее вогнали сладкие поцелуи и ласки темноволосого пана. То, что белица Ольга сочла знаком свыше, что от беса были ее сны и ночные желания, так нежданно воплотившиеся ныне наяву. И что морок на нее снизошел, не иначе, затуманивая разум, заставляя поверить, что она могла быть когда-то близка с этим человеком, склонившимся над ней.
Из-за ворота рубахи Владислава вдруг показалось распятие на тонкой искусно выкованной золотой цепочке. Оно повисло прямо над ней, больно ударив по щеке, мерно закачалось перед глазами. А потом в голове вдруг появился огонь, раздался треск пылающих балок. И крест деревянный, падающий в пожарище с высоты…
— Нет! — уперлась она ладонями в грудь Владислава, отталкивая его от себя. Он почувствовал перемену в ней, оттого не стал сопротивляться, отстранился, сел в постели подле нее. Она же мигом вскочила на ноги, заметалась по шатру, натыкаясь на сброшенные им пояс с ножнами, путаясь в подоле своего платья.
