Элизабет Лоупас - Блеск и коварство Медичи
Уже произнося эти слова, по одному лишь звучанию его голоса она поняла, что Руан пришел к той же самой верной догадке, что и она.
— В саду, — сказал он. — Отравленный лабиринт.
— Более надежного места не найти.
Они вышли во внутренний двор. Было темно. Молодой месяц горел высоко в ночном небе. Значит, уже за полночь.
— Скажите своим стражникам, чтобы они дали вам лошадей и открыли ворота, — обратился он к великому герцогу. — А также фонарь и один из их форменных теплых плащей для синьорины Кьяры. Я ослаблю немного удавку, чтобы вы могли говорить, но если попробуете поднять тревогу, то клянусь, я ее тут же затяну, и вы глазом не моргнете, как будете уже мертвы.
Кьяра почувствовала движение мускулов в его руке. Великий герцог начал хватать ртом воздух, издавая булькающие звуки.
Они прошли через весь внутренний двор.
— Эй, стража! — крикнул великий герцог. — Живо подайте лошадей, фонарь и ключи от ворот. А ты, парень, отдай мне свой плащ.
Не узнавая никого в темноте, полдюжины стражников бросились исполнять приказ своего господина. Неужели им не показалось странным то, что великий герцог бродит среди ночи в компании двух незнакомых людей? То, что он требует лошадей, приказывает открыть ворота и снова их запереть? Но даже если они и заподозрили что-то, то ничего не сказали. Видимо, они привыкли к странным ночным перемещениям Медичи.
Руан вскочил на одну из лошадей и затащил великого герцога наверх, перед собой. Кьяра прикрыла фонарь — нет необходимости привлекать внимание городской стражи мельканием света.
— Садись на вторую лошадь, а третью бери под уздцы, — распорядился Руан. — Она нам еще потребуется. Закутайся поплотнее в плащ. Теперь скачем через Понте-Веккьо в сады Боболи как можно быстрее и как можно тише. Ваша светлость, если нас остановят, от вас требуется только сказать, кто вы, и потребовать проезд.
Лошади тронулись, гуськом продвигаясь по узким улочкам города. Когда они достигли пьяцца делла Синьория, Кьяра подъехала вровень с лошадью Руана.
— Я думала, ты мертв, — сказала она, с трудом сдерживая гнев. Ей хотелось ударить его, вцепиться в его лицо ногтями. — Я думала, что осталась одна. Я была уверена, что умру.
— Я знаю, Кьяра. Я не смог придумать ничего лучше. Мне нужно было подобраться поближе к великому герцогу, и мне требовалось какое-то оружие, чтобы подчинить его.
— Ты мог хотя бы взглянуть на меня. Я бы узнала тебя по глазам.
— Нельзя было рисковать. Малейший признак того, что ты меня узнала, — и весь план провалился бы.
— Но я думала… — Она начала плакать. Хриплые всхлипы вырывались у нее из груди, еще более болезненные оттого, что она старалась их заглушить. — Я думала, что я вот- вот умру.
— Мне остается только просить у тебя прощения. Кьяра, моя дорогая, любимая Кьяра. Теперь мы на свободе, и у нас нет времени ссориться. Клянусь, я понесу любое наказание от тебя, как только мы сядем на корабль, плывущий в Англию.
— Ненавижу тебя, — сказала она. — Никогда тебя не прощу.
— My a'th kar.
— Ты уже говорил это раньше. Что это значит?
— Я люблю тебя, тароу-ки.
Они продолжили свой путь. Великий герцог, с гарротой на шее, хранил молчание. Через некоторое время запах Арно и гулкий стук лошадиных подков свидетельствовали о том, что они проехали через Понте-Веккьо.
— Раньше я думала, — голос ее стал уже спокойнее, — что меня сможет исцелить только философский камень. Мы так его и не нашли, если не считать того единственного мгновения.
— Твой философский камень — это соннодольче, — ответил Руан. Он стянул с себя маску и капюшон палача и отбросил их в сторону. В свете одинокого уличного фонаря сверкнула его улыбка. — В этом заключается самая большая тайна алхимии, тароу-ки. У каждого из нас свой собственный философский камень.
Глава 55
В связке ключей великого герцога, которые тот унаследовал от своего брата, был также ключ от железных ворот на входе в потайной лабиринт. Руан снял его с кольца и зажал в руке. Затем он дал Кьяре несколько крепких кожаных шнуров, чтобы она связала руки великому герцогу. Интересно, что он сказал своим слугам? Что пошел посмотреть, как будут душить беспомощную женщину? Может быть, они уже обнаружили его исчезновение и бросились на поиски?
— Я не планировал тебя убивать, синьорина Кьяра, — сказал великий герцог, когда Руан снял с него удавку. Его голос звучал хрипло и неровно. Ему было не впервой плести интриги и оставлять грязную работу другим людям. Но физическое насилие в отношении его собственного холеного тела — это было для него в новинку.
— Теперь вам легко об этом говорить, — ответила Кьяра.
— Я хотел всего лишь припугнуть тебя. Заставить тебя говорить. А что мы делаем здесь, в личном саду моего брата?
— Входите, ваша светлость, — твердым голосом приказал Руан. — Идите прямо, а потом поверните налево.
— Старайтесь идти по центру дорожки, — добавила Кьяра. Она открыла фонарь, в дрожащем свете которого сплетенные ветки деревьев казались похожими на змей. — Растения отравлены, и малейший укол о шипы может оказаться для вас смертельным. Надеюсь, близкая встреча со смертью напугает вас так же, как и меня.
Кьяра первая вошла в лабиринт, освещая дорогу фонарем. За ней шел великий герцог со связанными руками, а сразу же за его спиной шагал Руан. Когда они прошли первый круг, великий герцог сказал:
— Получается, тайник моего брата находился все время здесь, в этом лабиринте? А я-то думал, он имел в виду какой- то предмет искусства или плиты, которыми был выложен пол в лаборатории.
— Замолчите, — оборвала его Кьяра. Ей доставляло удовольствие говорить с ним в грубой манере. Какие бы опровержения он сейчас ни придумывал, он намеревался убить ее. Отнять у нее уникальную, неповторимую жизнь. Он бы и Руана убил, если бы мог.
«Все, хватит. Ты жива. Руан жив. Ты станешь еще более сумасшедшей, чем была за последние пять лет, если будешь думать о том, какую расправу он намеревался тебе учинить».
Они продолжали идти по лабиринту. Кьяра вспомнила ту ночь, когда она пробиралась сквозь него одна, без фонаря, цепляясь за острые шипы, находясь под мощным действием соннодольче. Это было так давно. Тогда было лето, не зима. И луна светила более ярко. Какой сейчас день? А месяц? Кьяра точно не знала. А что если она слегка оцарапает себя шипом? Одна только маленькая царапина…
— Осторожно, — предупредил ее Руан, словно читая ее мысли. — Ты уже больше пяти лет не принимала соннодолъ- че. Одна глубокая царапина может тебя убить.
