Симона Вилар - Светорада Янтарная
– А я и не собираюсь отговаривать, пресветлый князь. Конечно же, надо, чтобы струги пошли на Царьград посуху, надо изумить и напугать ромеев. А еще надо их отвлечь. Пусть они только и делают, что глазеют на наше диво, а мы пока… – Он перевел дыхание, скинул с головы свою рысью личину и отбросил со лба длинный чуб. – Пока ромеи будут глазеть на нас, пока не опомнятся, мы, пользуясь их замешательством, захватим участок стены. Нужно только отвлечь их, а мои люди… или еще чьи– то, если будет желание… взберутся на стену Царьграда, ворвутся вовнутрь, а там, может, мы либо пробьемся к воротам гаваней и постараемся их отворить, либо просто удержим за собой часть стены и спустим вниз лестницы для подоспевших воинов. Разве это не способ проникнуть в неприступный Царьград?
Наступила относительная тишина, только ветер по– прежнему налетал порывами, свистел в арках, развевал огонь факелов.
Наконец Олег вымолвил:
– Расскажи, как думаешь сделать это. Но учти, просто так я не дам тебе сложить буйну голову. Уже слишком много наших воинов полегло.
Стема стал объяснять. Говорил, что все это время он внимательно разглядывал цареградские стены за заливом, отметил, что здесь они не высятся прямо из воды, как в Пропонтиде, а отступают на некоторое расстояние, обнажая узкую полоску суши. И если под покровом темноты несколько смельчаков тихо переплывут залив и обоснуются на этой полосе под стеной… Стема присмотрел место, где можно будет затаиться, есть там такой участок в укреплениях, в стороне от скопившихся в заливе судов, подле Платейских ворот, где в морскую стену упираются строения старой городской стены Константина.[164] Когда стеной Константина перестали пользоваться, Платейские ворота замуровали, причем сверху надстроили дополнительные укрепления, под которыми образовалось нечто вроде укрытия с каменным навесом. Вот под ним– то вполне может поместиться небольшой отряд, который отсидится до рассвета. И когда ромеи будут отвлечены видом идущего посуху под парусами русского флота, «рысята» Стемы, улучив момент, взберутся на укрепления и захватят этот участок стены.
Видимо, Стемид немало размышлял над своей идеей, ибо сколько ему потом ни задавали вопросов, у него на все был готов ответ. Главное, что уяснили русы, это необходимость согласовать выступление кораблей и наскок «рысят» Стемида. Ну а в том, что именно этот парень поведет отряд смельчаков, никто уже не сомневался.
– Когда все начнется, мы подадим тебе сигнал звуками рогов, – подытожил Олег. – Как услышишь их глас, знай: твое время пришло.
Позже, когда уже в ночи отобранные Стемой люди из отряда «рысят» готовили надутые овечьи бурдюки для переправы, Олег пришел посмотреть, как у них все ладится.
– Интересно, так бы ты рвался в Царьград, Стемид, если бы не смоленская княжна?
Стема молча проверил снаряжение, поправил меч в ножнах на поясе. На вопрос Олега ответил не поворачиваясь:
– Я за ее жизнь перед богами отвечаю. Она – жена моя. А ты, Вещий, запомни: как там потом ни сложится, она моя.
Ну как же, как же. Ради этой вертихвостки Стемид Стрелок готов и небо, и землю перевернуть, на твердыни Царьграда соколом взлететь. И Олег пообещал сделать для Стрелка и Светорады все, что в его силах. К тому же к ним как раз подошел Ингельд Смоленский, родной брат княжны. А за ним людей поболее, чем сотня Стемида. Вот Олег и запел соловьем: дескать, он чтит смоленский род, многим из них обязан, а уж Светорада ему едва ли не родная душа, так что пусть Стема не волнуется: если родня княжны не заупрямится, получит он свою красавицу.
Ингельд тут же стал говорить, что для сестры лучшего мужа, чем Стрелок, он и не пожелает. А Стеме пообещал, что его люди сразу же придут на помощь. То же говорил и германец Карл, и приведший мерянских воинов ростовский воевода Скафти, который в темноте со своим татуированным лицом казался самим чертом, только волосы светлые по ветру развевались. А еще Скафти попросил, чтобы Стемид за его младшим братом Ормом приглядывал. Стема же сказал, что Орму он не нянька, что за каждого из «рысят» и так стоять будет, а там уж как сложится. Правда, чтобы успокоить Скафти, хотел было оставить Орма на берегу, но юноша, услышав, что его отсылают, едва ли не первым пошел к воде с надутым мехом. На ходу почти оттолкнул старшего брата.
– Долго ты будешь надо мной, как наседка, хлопотать, Скафти? Я – сын викинга и со Стрелком не одну сечу прошел, пока ты своей Руслане детей строгал одного за другим. Так что не позорь меня братней заботой.
Добираться вплавь на надутых кожаных бурдюках русы научились еще у степняков. Вот и сейчас было решено плыть по заливу на мехах, удерживая над водой луки и колчаны со стрелами. Ветер дул в сторону Царьграда, так что достичь берега рассчитывали скоренько. Вошли в волну в кромешной ночной тьме, зная, что со стен их навряд ли различат. Но все одно было решено при приближении к городским стенам, озаренным светом факелов, бурдюки оставить и доплывать уже самим. Все «рысята» Стемы Лодьира плавали отменно, как и разили из лука, умели беззвучно двигаться, – он сам их тому обучал, кого попало не брал в свой отряд и в каждом был уверен, как в себе самом. И каждый из «рысят» был ему дорог. Вот и сейчас, достигнув в темноте узкой полоски берега за Золотым Рогом, забившись под каменный выступ у старых ворот, он сам пересчитал всех. Все справились с волной, несмотря на то что плыли, подняв луки, только молодой мерянин Кима оплошал, жаловался, что подмочил тетиву.
– Влас меня ругать будет, – шептал тихо мерянин Стеме. – Он мне свой лук отдал, он у него знатный, тетива из лучших жил кручена, а я, как волна нахлынула… Эх, что там теперь говорить…
Другой из «рысят», матерый воин Глоб, стал успокаивать парня: мол, Влас всегда отменное оружие имеет, но ведь не вызвался плыть со старшим, осторожничает, как всегда. Но все одно это были отменные воины – как из старого, еще ростовского отряда, где некогда воеводой был Стемид, так и из пришедших к нему варягов, почитавших своего Лодьира, даром, что он рус, а не из земли фьордов. Ну и из Смоленска было несколько, да еще из тех, что пристали к нему в Киеве. С миру по нитке, а кольчужка дружинная вон какая надежная получилась. Сейчас они сбились плотной группой под стеной, жались друг к дружке, так чтобы и сверху не приметили, и согреться было можно. И хотя вересень[165] в ромейских краях был непривычно теплым, но на ветру да в мокрых кожаных доспехах зубы все равно дробь выбивали. Железными у «рысят» были только шлемы, а доспехи – все больше набитые стегачи[166] да кожаные куртки дубленые, чтобы железом не бряцать, не выдать себя ненароком. Вот и сидели плечо к плечу, спина к спине, ждали. Некоторые даже умудрились подремать. А чего особо суетиться, если до рассвета еще далеко.
