Жаклин Брискин - Все и немного больше
Возникла неловкая тишина. Билли не видел Линка с детства, а Сари вообще не встречалась с ним. Пауза словно вскрыла наличие разлома в семье. Секреты, секреты… Наконец Билли сказал:
— А как я? Один из самых красивых более молодых мужчин?
— Даже этот кошмарный свет вас не портит, — засмеялась Алфея.
Во время обеда Алфея неожиданно для себя много смеялась, реагируя на остроумные реплики Билли и его ядовитые критические высказывания о фильмах. Практически беседу поддерживали лишь они вдвоем.
В ожидании суфле Чарльз спросил Сари:
— Где вы учитесь?
— Я не учусь.
— А как же? — Чарльз галантно наклонил голову, ожидая ответа.
— У меня годичный отпуск. Я поступила в университет Северной Калифорнии совсем юной, и теперь буду учиться на последнем курсе.
— Да неужто на последнем курсе! — удивился Чарльз. — Право, неловко признаваться, но я дал бы вам лет двенадцать.
Сари внимательно посмотрела на него. А Билли сказал:
— Да будет тебе, Чарльз, ты еще не настолько стар, чтобы не знать, когда у девушки наступает половая зрелость.
— Я, должно быть, покажусь вам очень скучным, — проговорил Чарльз, выдерживая взгляд Сари, — если стану спрашивать, кем вы собираетесь стать.
— Именно по этой причине я и взяла отпуск… Мне нужно определиться, куда идти. А вы, Чарльз?
— Я собираюсь работать в нью-йоркском Банке Койнов.
— Банкиром? — В тоне, каким переспросила Сари, явно чувствовались сомнения, с которыми она относится к капиталистической системе.
— Сари, — подключилась Алфея, — Чарльз ведь не сказал, что подписывает договор с дьяволом. Он просто сообщил, что собирается участвовать в нашем семейном, весьма уважаемом деле.
— Алфея, — вмешался в разговор Билли. — Я понимаю Сари. Трудно представить Чарльза в этой роли. Банкиры, как правило, степенные твердолобые конформисты, чего не скажешь о Чарльзе.
— Я иду в банк Койнов не для того, чтобы увеличивать семейное состояние — денег у нас, пожалуй, больше, чем нам нужно. Я намерен более прогрессивно использовать банковские активы. — Чарльз говорил негромко, но весьма убежденно.
— Вы это сделаете, — тихо сказала Сари. — Вы внушаете доверие.
— Все-таки, Чарльз, — улыбнулась Алфея, — желательно, чтобы твой кузен Арчи не услышал об этих твоих намерениях.
За столом воцарилось неловкое молчание. Как бы разряжая обстановку, появился официант с дымящимся, ароматным, аппетитным шоколадным суфле.
После кофе Билли предложил прогуляться. Повернув налево, четверка раскололась на пары. Билли и Алфея шли впереди, Сари и Чарльз следовали за ними на значительном расстоянии.
Эти несколько кварталов вдоль Уилшир-стрит были единственным местом в Беверли Хиллз, где по ночам ходили пешеходы. Нарядно одетые люди прохаживались вдоль витрин супермаркетов и магазинов модной одежды.
Билли сказал:
— Вы так воспитанны и элегантны, что трудно поверить в ваше происхождение из среды крупных буржуа.
— Я родилась в Беверли Хиллз.
— Это невозможно. Здесь нет родильного дома.
— Комната для родов была оборудована в «Бельведере».
— Прямо-таки королевские роды. И сколько залпов салюта было произведено с крыши городской ратуши?
— По крайней мере двадцать один.
Оба рассмеялись.
— Вы в моем вкусе, — сказал Билли. — Признайтесь, а вам приятно быть avec moi[19]?
— Более, чем я предполагала.
— Вас не смущает, что я мальчик?
— Я не вполне понимаю, что вы хотите сказать.
— По вашему тону ясно, что вы отлично все понимаете. — Билли взял ее за руку.
— Да, и намерена поставить вас на место.
— А если я не подчинюсь?
Она не могла сдержать улыбки.
— Посмотрим, — сказала она. И повторила: — Посмотрим.
— Вы подали надежду тонущему человеку, — проговорил Билли, взяв Алфею под руку.
Подтянулась вторая пара. Чарльз был в поношенном, но безупречно сшитом сером костюме, на Сари были длинная юбка и ондатровый жакет из какой-то другой эпохи. Алфея повернулась, и Чарльз быстро отпустил руку Сари.
58
Когда Сари была черноволосым младенцем и спала в маленькой, украшенной кружевами колыбельке, Мэрилин привыкла поздно вечером навещать малышку. Этот ритуал сохранился и был своего рода показателем близости матери и дочери.
Сари облюбовала для себя комнату на третьем этаже (в этой мансарде предполагалось оборудовать швейную комнату), потому что из нее открывался великолепный вид на ручей. Поднимаясь по лестнице, Мэрилин твердо решила не показывать своего огорчения из-за встречи детей с Алфеей.
В комнате было темно, светился лишь зеленый огонек радиоприемника. Звучал звонкий голос Джонни Митчелла. Сари стояла у окна в ночной рубашке, освещенная луной.
— Ты когда-либо видела такую ночь, мама? Посмотри, луна почти золотая!
— Да, красиво, — согласилась Мэрилин, закрывая дверь и ощупью отыскивая путь к старому, грубо сколоченному стулу, сохранившемуся со времен Тессы ван Влиет, который Сари обнаружила в конюшне.
— Ты когда-нибудь видела, чтобы луна была такого цвета?
— Красиво, — повторила Мэрилин.
— Наверное, так солнце смотрится с Марса или, может, с Юпитера.
— Как провела сегодняшний вечер?
— Чудесно! — радостно сказала она.
— Я слышала, как ты пришла, а вот прихода Билли не слышала. — Билли, который приезжал и уезжал в любое время дня и ночи, временно поселился в комнатах на первом этаже. — Он подвез тебя и снова куда-то уехал?
— Он повез миссис Штольц, Алфею, домой. А меня привез Чарльз.
— О, сколько лишних поездок! — В голосе Мэрилин послышалась досада.
Сари в темноте подошла к столику у кровати и выключила радио. Тишину в комнате теперь нарушали лишь стрекотание цикад и отдаленное журчание ручья.
— Мама, — медленно сказала Сари, — почему ты так встревожилась?
Мэрилин всегда исповедовала честность в отношениях с детьми, не допускала никакого родительского лицемерия, банальностей, недомолвок. Однако сегодня она вдруг почувствовала, что уходит от прямого ответа.
— Я хотела сказать… что неразумно, когда Чарльз едет сюда, а Билли отвозит миссис Штольц домой.
— В твоих глазах сверкнули искры, когда я сказала тебе, что Чарльз пригласил нас двоих на обед. — Тихий, печальный голос, столь похожий на материнский, стал еле слышным. — Он не нравится тебе?
— Не Чарльз, а Алфея! — резко сказала Мэрилин. Она сделала глубокий вдох, чтобы успокоиться. — Ее прегрешения дело далекого прошлого, но я не в силах этого забыть… Она разбила жизнь тети Рой.
