Филиппа Грегори - Избранное дитя, или Любовь всей ее жизни
Плечи Ральфа расслабленно опустились, и он послал дяде Джону одну из своих неторопливых искренних улыбок.
— Вы хороший человек, — как-то даже удивленно выговорил он. — Я буду рад, если мы выясним все раз и навсегда. — И он бросил бешеный взгляд на Ричарда, который ясно дал понять присутствующим, кого он считает виновным в происшедшем.
Я переводила взгляд с одного на другого и сама не понимала, на чьей стороне мое сердце.
— Сегодня никто не будет работать, — продолжил Ральф уже другим тоном. — Плотник делает для нее гроб, а мужчины роют могилу. Похороны состоятся сегодня в два часа дня, — если пожелаете, приходите. Завтра все приступят к работе. Никто не станет веселиться, когда самая лучшая девушка деревни погибла, а самый добрый парень сидит в тюрьме. Все пошло наперекосяк в Экре в этом году.
— Да, — согласился дядя Джон, опустив голову.
Это последнее слово эхом отозвалось в моем мозгу, будто я слышала его прежде, в какой-то другой жизни. Увидев затем лицо дяди Джона, я догадалась, что он говорил это Беатрис. Тогда, когда она разрушала Вайдекр. Теперь он боялся, что Лейси разрушат его снова.
Круто повернувшись, Ральф вышел из библиотеки, и мы услышали стук его деревянных ног по полированному полу холла. Я тихо подошла к креслу у камина и без сил опустилась в него. Руками я закрыла лицо, чтобы не видно было моих слез, безостановочно текущих по нему.
Мама подошла к дяде Джону.
— Не смотрите так безнадежно, Джон, — обратилась она к нему с утешением. — Все еще наладится. Мы не могли спасти бедную Клари, но мы непременно поедем в Чичестер вместе с мистером Мэгсоном. И если Мэтью будет отрицать свою вину теперь, когда у него было время подумать, то, возможно, Ричард и лорд Хаверинг поймут, что совершили ошибку.
Дядя Джон поднял голову, и вдруг я увидела, каким старым и усталым он выглядит.
— Хорошо, — согласился он и затем добавил более громко: — Да, Селия, вы правы. Ничто еще не вышло из-под нашего контроля! События развивались очень бурно, но решение пока не принято. Мы можем повидать Мэтью в тюрьме, и, если он не признает своей вины, мы постараемся помочь ему оправдаться.
И мы все обратили глаза к Ричарду. Можно было ожидать, что он вспыхнет оттого, что в его суждениях кто-то сомневается, но этого не случилось. Он улыбался, а глаза сияли голубизной.
— Конечно, — ровно сказал он. — Все, что пожелаете.
Что-то в его голосе заставило меня опять уронить голову и зарыдать.
Мама и дядя Джон никогда больше не разговаривали с Мэтью Мерри. Когда они садились в экипаж, чтобы ехать в Чичестер повидаться с ним, из Хаверинг-холла приехал посыльный и передал, что Мэтью Мерри был найден этим утром мертвым у себя в камере. Он повесился на собственном ремне. Когда его вынули из петли, он был уже холодный. Тюремные власти сообщили об этом лорду Хаверингу, а он написал нам.
«Это ужасно, — писал лорд Хаверинг своим аристократичным наклонным почерком, — но тем не менее это со всей очевидностью доказывает его вину».
Дядя Джон, мама и я долго сидели в молчании. Мной постепенно овладевало тяжелое чувство, я испытывала его впервые: будто в нашем доме все катится в тартарары и я теряю контроль над событиями.
— Доказывает ли это его виновность? — тихо спросил сам себя дядя Джон и сам же ответил: — Нет. — И продолжил чуть громче: — Это плохая новость для Экра.
Я видела, каких усилий стоит ему сохранять спокойный тон. Что же касается меня, я, только крепко сцепив пальцы, могла удержать руки от безостановочной дрожи.
— Как мы расскажем им это? — спросил дядя Джон.
Мама перевела дыхание.
— Если вы не возражаете, это могу взять на себя я. Я как раз собиралась на похороны Клари и после этого сообщу им о Мэтью. А также разыщу миссис Мерри.
Дядя Джон согласно кивнул.
— Я поеду с вами, — предложил он.
Итак, вместо того чтобы поехать в Чичестер и забрать Мэтью под поручительство, они отправились в Экр сообщить миссис Мерри о смерти ее единственного внука. Об ужасной смерти, о том, что он наложил на себя руки.
Так настал конец майским праздникам. На следующий день все приступили к работе, не побывав ни на пиру, ни на вечеринке с танцами, и, хотя дел было много и с новорожденными ягнятами и с тельными коровами, радость не пришла в Экр.
Мало было радости и в Дауэр-хаусе. Дядя Джон ходил задумчивый и молчаливый и следующие несколько дней провел в библиотеке, читая и что-то записывая в одиночестве. Мама возвратилась к своим делам в школе, но скорее из чувства долга, чем с энтузиазмом. Когда мы уезжали в Бат, мама наняла в Мидхерсте молодую девушку в качестве временной учительницы и теперь предложила дяде Джону выделить для нее коттедж и поручить ей вести уроки постоянно. Решение выглядело разумным, но у всех нас появилось чувство, что между нами и Экром разверзлась пропасть.
Только Ричард выглядел бесконечно счастливым. Верхом на Принце он разъезжал по округе, выполняя различные поручения мамы и дяди Джона, проверял всходы на полях, стада коров и овец, и улыбка цвела на его лице.
А я? Меня снедала тревога. Я ждала Джеймса. После Клариных похорон я отозвала Джимми Дарта в сторону и попросила его разыскать Джеймса в Лондоне. У меня в руке была припрятана золотая монетка, и я сунула ее в руку Джимми.
— Передай ему, чтобы он не приезжал в Дауэр-хаус, — тихо проговорила я. Ричард усаживал в это время маму в экипаж и стоял к нам спиной. — Скажи, что я хочу повидать его с глазу на глаз. Я буду ждать его в Мидхерсте, в гостинице «Спред игл». Передай, что я буду там во вторник в десять утра.
— «Спред игл», вторник, десять утра, — без запинки повторил Джимми. — Я не подведу вас, мисс Джулия. А то мистер Джеймс ужасно расстроится.
Я быстро взглянула на него, и слезы выступили у меня на глазах.
— Ты так думаешь, Джимми?
— Еще бы, мисс Джулия, — уверенно ответил он. — Каждому видно, как он любит вас!
Я кинула взгляд в сторону нашего экипажа, Ричард уже ждал меня, с улыбкой наблюдая за нашим разговором.
— Мне пора идти, — быстро проговорила я. — Ты успеешь на утренний дилижанс?
— Я буду в Лондоне к полудню, — уверенно пообещал мальчик. — И разыщу мистера Джеймса, чего бы мне это ни стоило.
Я с трудом выдавила из себя улыбку и пошла к карете.
Затем я ждала, ждала и ждала.
Джеймс считал свою собственную ветреность пороком. Но пороком, вполне заслуживающим прощения. И я надеялась, что он любит меня достаточно, чтобы простить мне одну ужасную ошибку, что он любит меня достаточно, чтобы простить меня. Это было все, чего я хотела.
