Елена Арсеньева - Последнее лето
– Борис-с-ска… Бо-рис-с-ска…
Лидия слушала, слушала, зажимая сердце одной рукой, а другой изредка смахивала со щек слезы.
Потом распрямилась, смогла продышаться. Копыта все стучали, колеса все скрипели.
И постепенно Лидия заметила, что разговор их изменился. Теперь копыта выстукивали:
– Сво-бод-на… сво-бод-на…
А колеса подскрипывали:
– С-свободна… с-свободна!
* * *
«Опричники» спускались по лестнице как-то ужасно долго…
Аксаков и Саша сидели, подтянув к подбородкам колени, не глядя друг на друга.
Наконец шаги затихли. Снизу доносились чьи-то голоса, плакала какая-то женщина, но Саше было сейчас не до них. Она повернулась и со всего маху хлестнула Дмитрия по лицу.
И зарыдала в голос.
– Не орите, вы… безумная, – сказал Дмитрий насморочным голосом, зажимая разбитый нос. Шепотом он добавил еще какое-то слово, Саша не поняла какое.
Дмитрий соскочил с дивана, добежал до своих брюк, валяющихся на полу, поднял их неловко, одной рукой, вынул из кармана платок. Прижал к носу. Осторожно подошел к окну. Присвистнул…
Саша посмотрела на его голую спину с цепочкой позвонков, на исподники, туго обтянувшие поджарый зад, на перелетевший на спину шнурок с крестом… И снова зарыдала, громче прежнего.
– Да тише, говорят вам! – прикрикнул Дмитрий. – А то вернутся – подумают, что я вас тут убиваю.
– Лучше бы меня убили… – застонала Сашенька. – Лучше бы меня… чем…
– Лучше бы? – воскликнул Дмитрий, подскочил к ней, сдернул с дивана и подтащил к окну. – А ну, смотрите! Значит, лучше, говорите?
Саша против воли глянула.
Внизу в луже крови лежала женщина в черном монашеском одеянии. Она лежала на боку, и был виден горб на ее спине. Неподалеку распростерлась Милка-Любка. Еще двое каких-то мужчин невдалеке – в изломанных, неживых позах… А вот двое городовых волокут, держа под руки… Марину! Господи, Мопся! Неужели она тоже мертва? Нет, пытается поднять голову, что-то крикнуть…
Жива, слава богу. А Милка-Любка? Неизвестно… А горбунья в черном – это же послушница из часовни Варвары-мученицы! Та самая, которой Саша отдала бумажку с именем великолепного Мокко Аравийского и иже с ним!
Она убита, убита… Столько крови… как будто вся она, до капельки, вытекла из худенького, изуродованного тела…
Что тут случилось?!
– Видите? – спросил Дмитрий, крепко держа ее за плечи и встряхивая. Время от времени он громко шмыгал носом – видимо, кровь еще текла. – Вы дура, Александра Константиновна, позвольте вам сказать. Если бы я не ворвался в ту комнату, где вы изволили привораживать какого-то ферта с помощью карточного шулера Морта, если бы не втащил вас, как куль с мукой, по лестнице через люк сюда, в комнату, да не призвал на помощь все средства маскировки, которые только имелись в моем распоряжении, – еще неизвестно, где бы вы сейчас были! Может быть, валялись тут убитая, а не то вас бы, как Морта и Марину, отвозили в узилище…
Он чуть повернул Сашу, и она увидела поодаль от неподвижных тел серый мрачный фургон, в который городовые заталкивали колдуна. Значит, он и есть Морт? До чего странное имя… по-французски – смерть. Боже мой, к тому же фургону волокут и Марину! А ее-то за что?
Неизвестно… Одно известно: Дмитрий прав, сто раз прав. Если бы не он…
Идут, обнявшись, смеясь и толкаясь,
В открытые настежь пивные.
Идут, как братья, шумя и ругаясь,
И все такие смешные, —
процитировал вдруг Дмитрий из Саши Черного, и Саша Русанова посмотрела на него дикими глазами: не сошел ли с ума? Или испугался больше, чем хочет показать? А уж она-то как перепугалась!
– Не думайте, что я вам не благодарна, – выдавила, дрожа распухшими, нацелованными губами: маскировался Дмитрий на славу, изо всех сил маскировался! – Только что же нам теперь делать?
– Как что? – пожал он плечами и отошел к своим вещам. Нагнулся над ними, подбирая с пола.
Саша против воли посмотрела ему между ног.
Зажмурилась…
– Как что? – повторил Дмитрий, выпрямляясь. – Одеваться и быстренько отправляться домой. И молчать, молчать, делать веселую мордашку и радостно смеяться. Понятно? Боже сохрани хоть словечком обмолвиться о том, что тут сегодня происходило! – Он ткнул пальцем в окно, а потом – в сторону дивана. – Особенно об этом, а то… – усмехнулся, отводя глаза. – А то мне, как порядочному человеку, придется жениться на вас!
Саше показалось, что в лицо ей выплеснули кастрюлю кипятку.
– Вы что?! – вскрикнула в ужасе. – Никогда! Я люблю другого, я на все готова, чтобы быть с ним! Я выйду замуж только за него!
Дмитрий глянул исподлобья и снова прижал платок к носу.
– Да я и не претендую, – буркнул неразборчиво. – Только, видно, он-то вас не больно любит, коли вы к колдуну притащились. Впрочем, ваше дело. Я вообще, как вы знаете, сговорен с мадемуазель Савельевой. Правда, в последнее время наши отношения несколько охладели, но сейчас я понял, что ошибался, их надобно наладить вновь.
– Ну и налаживайте что хотите и с кем хотите! – взвизгнула вдруг Саша так, что Дмитрий покачнулся. – А меня оставьте в покое! И подите вон отсюда! Вы что, думаете, я буду при вас одеваться?
Дмитрий вспомнил, с какой скоростью слетала с нее одежда четверть часика назад – ну конечно, она не сама раздевалась, он осуществлял маскировку… Однако не поздно ли строить оскорбленную невинность после того, как они на глазах столпов самодержавия, полицейских, разыгрывали пылких любовников – он впивался в ее губы и мял ее плечи и груди? Между прочим, хоть разум его был настороже, но плоть разыгралась не на шутку, и, будь он менее благородным человеком, кто знает, что могло бы произойти здесь – опять же, в целях маскировки!
И ради чего он так страдал? Ради кого рисковал? Ради какой-то дуры, которая до полного отупения влюблена в другого дурака, не ведающего, какое счастье ему привалило?
– А ну-ка, возьмите! – Он собрал, комкая, с пола ее штучки-тряпочки и швырнул в лицо. – И вечно вы жеманитесь, как поповна… Сейчас вовсе не до этого! Быстро одевайтесь, и я отвезу вас домой.
* * *
...
«Лондон. 52 различных национальных и колониальных флага поднято одновременно в Стратфорде-на-Эйвоне послами, министрами и высшими чинами в ознаменование 350-летия со дня рождения Шекспира».
...
«На организованных петербургским автомобильным клубом гонках на скорость участвовали 32 машины различных стран. Лучшую скорость показал Меркуриев на «Бенце», пройдя версту в 28 секунд. Во время гонки в автомобиле «Пежо», в котором ехали французы Диени и Классан, пройдя финиш, сидевший у руля резко затормозил при скорости 120 верст в час. Автомобиль был разбит, оба гонщика убиты».
