Лора Бекитт - Любовь и Рим
Скрипнула дверь, и Элиар посмотрел на вошедшего. Тень удивления скользнула по вечно надетой на лицо Мелисса маске бесстрастности и – исчезла.
– Кто ты? – небрежно обронил он, проходя мимо. Взял кувшин с водой, плеснул из него в кружку и отпил.
Тарсия заметила, как его быстрый взгляд скользнул змеей поверх глиняного ободка. А потом увидела, как Элиар сжал кулаки и по его рукам волной пробежала дрожь.
– Здесь живут мои сыновья. Услышав это, Мелисс усмехнулся:
– Нет, не твои. Мне это хорошо известно, так что я не знаю, зачем ты здесь.
Элиар встал. В комнатке было тесно, не развернуться. Если начнется драка… Пока что мужчины вели себя спокойно, лишь временами между ними словно бы сверкала некая невидимая молния, прорезая тьму угрожающей сдержанности.
– Если она велит мне уйти, я уйду – Элиар кивнул в сторону Тарсии, потом вновь повернулся к Мелиссу. – Или уйдешь ты.
Женщина стояла у стены и смотрела смиренным, молящим и в то же время твердым взглядом. Она должна была расколоть это напряжение, предотвратить неминуемую схватку двух одинаково сильных воль.
– Уходите оба, – неожиданно сказала она. – Я не хочу видеть никого из вас. Вы мне не нужны.
Позднее Тарсия много думала о том, почему произнесла именно эти слова. В какой-то миг ее словно бы пронзил внутренний свет, озаривший всю прожитую жизнь, и она увидела себя, рабыню и вещь, там, на пиратском островке, и подумала об Элиаре, который, вольно или невольно, бросил ее одну, не оставив ей никакого выбора и тем самым вогнал в пучину новых унижений и бед. Он хотел, чтобы она получила свободу, он не думал о том, что женская и мужская свобода бывает разной, подобно тому, как различны ум и воля мужчины и женщины, и во многом – их дух и плоть. Свобода, эта напряженно ожидающая хищница, погубила и красоту Тарсии, и ее мягкость, и очарование, и доброту.
Мужчины замерли, ни один их них не ожидал такого поворота дел, а потом было это движение, которого Тарсия даже не заметила. Зато Элиар среагировал мгновенно: возможно, он ждал этого или… Мелисс сам захотел, чтобы все случилось именно так. Элиар перехватил его руку с кинжалом и сжал. Он и Мелисс сблизились лицами, точно хотели получше рассмотреть друг друга. Острие кинжала глядело вверх, в потолок, в небо. Это был странный поединок, оба не двигались с места, бестрепетно глядя на сверкающее между ними лезвие.
Рука бывшего гладиатора оказалась сильнее. Оружие скользнуло куда-то вниз, и Тарсия увидела, как дрогнула напряженная спина Мелисса, он согнулся, а потом подался к дверям, словно от толчка, и распахнул ее, придерживаясь за косяк…
Элиар повернулся, загородив от Тарсии эту картину, и сказал:
– Я тоже ухожу. – Он положил на стол табличку. – Здесь написано, как меня найти, если что-то понадобится. Мой привет Кариону и Элию или… лучше не надо.
Как ни странно, Тарсия даже не заметила, как осталась одна. На полу валялся кинжал и застыла маслянисто поблескивающая лужица крови. К дверям тянулась цепь рубиновых капель. Опомнившись, женщина выскочила на лестницу и сбежала вниз. Никого. Ни Элиара, ни Мелисса. Уже стемнело, улица тянулась вперед черной лентой, привычно теснились, словно бы нависая над землей, громады инсул.
Ощущая непомерный давящий холод в груди, Тарсия вернулась обратно.
ГЛАВА VIII
Мелисс шел вперед, ступая, словно по размытой глине. Его правая рука была в крови, он не отнимал ее от раны, и она онемела так, что он ее почти не чувствовал. Он говорил себе: «Там должен быть поворот, не пропусти, а здесь нужно перейти мост». И вот наконец подъем – Мелисс остановился и оценил его взглядом. Пожалуй, не потянуть. Почему она, такая низкая, всегда была так высоко, почему?! Вздохнув, он начал взбираться наверх.
Он шел очень долго, потом остановился. В глазах сгущалась черно-красная пелена. То становилось тихо, то что-то словно бы обрушивалось навязчивым звоном. Внезапно мир закачался и поплыл, грозя исчезнуть совсем. И тогда Мелисс наконец упал, неловко, разбивая колени и локти, и остался лежать, неподвижный, как труп.
Его нашла Стимми, когда вышла запереть ворота; к тому времени Мелисс снова пришел в себя от свежего ветра и холода твердой земли. Опасливо склонившись над ним, рабыня увидела огромные зрачки без блеска, словно бы поглотившие тьму, и полуоткрытые запекшиеся губы. Она узнала лежащего, а потому, немного поколебавшись, отправилась к хозяйке.
Как водится, Амеана была не одна. Она недовольно повела плечом и поджала губы, но все же вышла из комнаты вслед за рабыней. Выслушав нумидийку, резко произнесла:
– Сейчас мне только не хватало испачкаться в крови! Стимми замерла с привычно безразличным видом. Если бы Амеана велела ей оставить раненого там, где он лежал, она бы, наверное, так и сделала.
– Ладно, – решила гречанка, – позови садовника, пусть тебе поможет. Сбегай за врачом. Делай, что считаешь нужным, и больше меня не беспокой.
Перед тем как вернуться к гостю, Амеана выпила немного неразбавленного вина, отчего ее щеки загорелись, а губы стали пунцовыми. Даже не слишком внимательный человек сумел бы разглядеть произошедшие в ней перемены. Амеана никогда еще не была такой, полностью растворившейся в своих чувствах, столь явно несущей в себе некую волнующую женскую тайну. Даже ее тлетворная, ядовитая прелесть, ее изощренная красота, казалось, уступили место особой сияющей мягкости и нежности.
Карион сидел на обитом вышитой материей низком ложе с изящной спинкой и бронзовой отделкой по краю и смотрел на нее испытующе и смело.
– Что случилось? – спросил он.
– Ничего. – Амеана улыбнулась. – Так, досадное недоразумение.
Она села рядом.
– Будь моей! – сказал юноша. – Сегодня, сейчас!
Женщина чуть поежилась, обнимая руками свои обнаженные плечи. Возможно, она решилась бы, но ей мешало присутствие Мелисса – пусть даже где-то там, в дальних комнатах, (а если он умрет и вдобавок ко всему придется возиться с телом?!) и еще – странное ощущение неверия в происходящее.
Она промолвила:
– Не желаю, чтобы это было так, как… с другими. Карион взял ее руку в свою и гладил, нежно лаская пальцы.
– Ты хочешь, чтобы я женился на тебе?
По красивым губам Амеаны скользнула улыбка.
– О, нет! Я никогда не потребую от тебя такой жертвы! – Она встала, освобождая руку, и прошлась по озаренной золотым светом комнате. Ее белокурые волосы переливались множеством оттенков, одеяния легко колыхались, источая аромат духов. Голос привычно вибрировал, но в нем не было сладострастных нот, а словно бы созданные рукою небесного чеканщика черты лица исказила боль. – Я не хочу скрывать свое прошлое. Я всю жизнь торговала собой, это началось, когда мне не исполнилось и пятнадцати лет. Я знала стольких мужчин: наверное, несколько сотен, а, может, и больше! – Амеана перевела дыхание, и в этот миг из ее широко распахнутых глаз с холодным любопытством глянуло другое, расчетливое и бездушное существо. Карион ничего не заметил, и женщина продолжила: – Я никого не любила, я отдавала свое тело, но не душу, так мне казалось, и все же… что-то уходило, исподволь, незаметно, и в какой-то момент я подумала, что уже растратила всю себя, свою сокровенную сущность, но нет… Когда я встретила тебя, то окончательно поняла, как сильно мне надоела такая жизнь. Меня давно не радуют деньги, вещи, все эти празднества и оргии. Давай уедем! Я располагаю большими средствами, станем жить в уединении, ты будешь сочинять свои стихи и любить меня… сколько захочешь и сможешь. Я старше тебя, и намного, и если ты посвятишь мне хотя бы несколько лет, я буду счастлива до конца своих дней. Скажи, кто я для тебя… теперь?
