Мэри Брэддон - Проигравший из-за любви
— Это небольшая сумма — мои карманные деньги, отец, — сказала она, — но они могут быть полезны.
— Моя дорогая, это так, — ответил дружелюбно Джарред.
— Если я смогу убедить Уолтера остаться в Англии и заняться своим делом, сделать себе имя, что он вполне мог бы сделать, то я смогу часто видеть тебя, папа, — сказала Лу мягко. — Ты ведь будешь рад мне?
— Буду ли я рад? Что может быть в мире более желаемого для меня, Лу? И ты ведь знаешь, я всегда гордился тобой, моя девочка, не я ли говорил, что ты будешь такой красавицей.
— И, возможно, Уолтер мог бы быть полезен для нас с деловой точки зрения, — продолжала Лу, покраснев от комплимента родителя. — Он мог бы порекомендовать тебя людям, которые нуждаются в реставрации картин или скрипок, — сказала Лу, несколько замирая при произнесении слова «реставрация».
— Возможно, он бы и мог, моя дорогая, если бы его беспокоил такой вопрос, — ответил сдержанно Джарред.
Так и расстались отец и дочь, а день или два спустя, мистер и миссис Лейбэн покинули Лондон для того, чтобы отправиться в путешествие по Ирландским островам.
Именно память о том разговоре с дочерью вдохновила Джарреда на ведение более скромной и размеренной жизни, чем та, которую он вел на протяжении последних двух лет. Он не вздыхал особенно по респектабельному образу жизни, по заведенному распорядку дня, по приему пищи в определенные часы, по десятикомнатному дому за городом, по роскошному саду. Эти вещи не имели особой притягательности для него. Но в его сознание вторглась мысль о том, что и с его возможностями можно вести лучшую жизнь, чем та, которую он влачил вместе со своими компаньонами, такими как Джозеф Джобери и другие подобные джентльмены. В глубине его души проснулись чувства, взывающие к добродетелям человечества и к независимости. Та пятифунтовая банкнота, которую он получил от мистера Ахазеруса, скрипичного дилера, за его собственный труд, была ему дороже, чем полученные путем шантажа деньги доктора Олливента и дороже, чем деньги Уолтера Лейбэна, на чей кошелек свекор имел определенные права.
Вскоре Джарред позвал местного аукционера и спросил его совет по поводу того, как быть с гардеробом. Этот мистер Плисон, специализирующийся на продаже и бартере поношенных вещей, взглянул на него в некотором недоумении перед тем как ответить.
— Как долго вы занимались этим делом? — спросил он мистера Гарпера.
— Это дело моей матери, а не мое, — ответил Джарред с презрением. — Я думаю, она занималась этими тряпками девятнадцать — двадцать лет.
— Почему же тогда целиком не продать этот бизнес? — спросил аукционер.
— Вот и я так говорю, — промолвила печально миссис Гарнер.
— Поместите объявление в «Ллойд викли» и это дело могло бы перейти тогда какой-нибудь вдове или паре сестер. Для этого потребуется совсем немного. И в этом нет ничего такого, что могло бы ущемить ваши чувства.
— Именно так я всегда смотрела на это, — вздохнула миссис Гарнер.
— Само, по себе имущество вряд ли будет стоить и десять фунтов, — сказал профессиональный оценщик, — но имущество и право на торговлю могли бы принести фунтов пятьдесят.
— Если вы сделаете так, как советуете нам, то я останусь вполне доволен, — ответил Джарред.
Так и решили. Аукционер должен был найти покупателя и арендатора дома, ну, а миссис Гарнер и ее сын должны были перевезти свое имущество на новое место. Агент столь усиленно принялся за дело, что менее чем через три недели уже появился на Войси-стрит с двумя сестрами, чьи устремления были связаны с желанием приобрести себе спокойное дело. Для этих двух старых дев болезненного вида мистер Плисон представил книги расходов дома и с помощью простейших арифметических вычислений показал грандиозную доходность этого дела. Особенно подробно он остановился на женском гардеробе, он убеждал их в оригинальности незатейливых нарядов и вообще был настолько услужлив с ними, что после всего они решительно согласились заплатить за все сорок пять фунтов и стать владельцами этого добра.
Миссис Гарнер была очарована возможностью переезда на новое место. В ее мечтах часто появлялись восьмикомнатные апартаменты в Бромтоне или Южном Кенсингтоне. И днем, и ночью ее преследовал вид маленького садика, она ведь так долго томилась в окружении кирпичных уродцев, и поэтому миссис Гарнер окончательно решила обзавестись им.
— Это было бы так интересно для тебя, Джарред, — говорила она, — и так хорошо для твоего здоровья — позаниматься немного утром в саду до завтрака. И ты мог бы получить куда больше удовольствия от булки с беконом или копченой селедки на свежем воздухе.
— Да, я не против того, чтобы выкуривать свою трубку на лужайке в тени деревьев, — сказал Джарред.
— Или в беседке, Джарред, с прекрасным маленьким столиком. И плющ растет так быстро, что вскоре она была бы вся в зелени.
— И там появятся слизняки и пауки, — добавил цинично Джарред.
— Ты помнишь ту беседку в Криклвуде, где у нас был чай однажды воскресным полднем несколько лет назад, когда ты возил меня на прогулку, Джарред? Мы так потешили себя тогда, это было так романтично и необычно: слушать мычание коров на лугу и смотреть на проезжающие экипажи.
— Вот что я скажу тебе, — сказал Джарред после нескольких затяжек трубки, — мне нравится мысль о маленьком аккуратном коттеджике, где мы могли бы неплохо проводить время и куда Лу могла бы приходить, чтобы увидеть нас без того, чтобы на нее указывали уличные мальчишки или вслед ей судачили старухи. Но я не хотел бы жить, к примеру, в Бромтоне или Южном Кенсингтоне, эти названия звучат как псалмы.
— И, кроме того, боюсь, что рента в этих местах была бы очень высока для нас, — ответила миссис Гарнер, готовая уступить любым прихотям сына, чтобы хоть как-то устроить воплощение своей мечты, связанной с маленьким домиком за городом.
— Конечно, — сказал Джарред, — она чрезвычайно высока. Вообще-то виллы растут, как грибы после дождя. Я вот что скажу тебе, моя старая леди, если уж тебе так хочется садик, то я схожу в Кэмбервелл и посмотрим, что получится.
— О, Джарред, — воскликнула восхищенная миссис Гарнер, — когда ты так говоришь, то напоминаешь мне твоего отца в лучшие его дни.
— Благодарю, мама. Ты, наверное, хотела сделать мне комплимент, но я не горю желанием, чтобы меня сравнивали с моим предком.
— Он был весьма неплохим человеком, когда мы были женаты, — ответила миссис Гарнер печально, — ты помнишь его, когда он сошел с пути истинного, когда дела его пошли плохо. Но ты не должен судить о нем строго, Джарред. Не каждому дано идти по верному пути. Много раз я сидела в этом кресле, и душа моя разрывалась из-за твоего отца, и ведь ты собирался пойти тем же путем.
