Марша Кэнхем - Ветер и море
Несколько минут Кортни упивалась вкусом и ощущением его губ, завладевших ее губами. Она была не в состоянии думать, она едва дышала от головокружительных эмоций, накатывавших на нее при каждом медленном, глубоком погружении его языка. Погладив широкую грудь Адриана, она обвила руками его шею и плотно прижалась к нему. Его руки занялись застежкой на спине платья; вскоре пуговицы были расстегнуты, и Кортни почувствовала, как теплая рука погладила ее кожу. Он спустил ей платье с плеч, и, когда развязал тонкий пояс под грудью, оно невесомым облаком упало к ее ногам, а за ним последовало прозрачное шелковое белье.
Кортни тихо вскрикнула, когда он оставил ее губы, чтобы поцеловать изгиб плеча. У нее задрожали и чуть не подкосились ноги, но он двинулся дальше – двинулся вниз. Он взял в ладони холмики ее грудей, и его губы ласкали поднявшиеся и затвердевшие верхушки. Снова и снова его губы втягивали и посасывали разгоряченные соски, а язык описывал круги до тех пор, пока руки Кортни не сжались в кулаки, а щеки не стали мокрыми от слез. Стараясь сдержать сдавленные вздохи наслаждения, она зажала зубами нижнюю губу, но это не помогло. Со вздохом склонив голову, она прижалась щекой к шапке густых золотистых волос и протянула дрожащие пальцы к бархатному банту, удерживавшему сияющую гриву.
Кортни понимала, что это безнравственно и распутно стоять голой в его объятиях, когда он все еще полностью одет, но ей было все равно. Адриан, похоже, не торопился раздеваться, и она решила проявить инициативу. Просунув руки под черное сукно, она сбросила с него сюртук, потом расстегнула жилет, развязала шейный платок и вынула перламутровые запонки рубашки.
Глаза Адриана стали дымно-серыми от желания. Он не отрываясь смотрел в глаза Кортни, пока она не разделалась с последней пуговицей, а затем прижал ее руки к твердой как сталь груди. Погрузив пальцы в жесткое покрывало волос, Кортни наклонилась вперед, коснувшись лбом упрямого подбородка. Запах его кожи опьянил ее, прикосновение к телу Адриана вызывало такое непреодолимое желание, что ее рот превратился в агрессора – он нападал, исследовал, пробовал на вкус твердые поверхности, пока Кортни не почувствовала, как задрожал Адриан. Ее рукам не терпелось ощупать и познакомиться с тем, что упрямство чуть не отняло у нее. Крепкая шея, вздувшиеся мышцы, треугольник волос, сужающийся и ведущий к поясу, – она исследовала все, исследовала не спеша, тщательно, а когда взялась за пояс белоснежных бриджей, услышала, как Адриан резко втянул в себя воздух. Но теперь уже она решила не обращать внимания на разум, не обращать внимания ни на что, кроме поднимающейся плоти, которая бесстыдно и настойчиво просилась к ней в руки.
Запустив пальцы ей в волосы, Адриан грубо поднял ее голову и прижался губами к ее губам, а потом поднял на руки и понес к узкой койке. На несколько коротких секунд, пока он снимал с себя оставшуюся одежду, Кортни осталась без внимания, а затем он лег рядом с ней. Готовясь принять его, Кортни раздвинула бедра и жадно ласкала мускулистое тело, опустившееся на нее. Горячая и пульсирующая, твердая как железо, жаждущая добраться до самых глубин, самых заветных источников ее блаженства, ликующая плоть двигалась внутри, скользила и доставала до самой сердцевины страсти, а когда Кортни уже больше не могла контролировать собственное мучительное желание, Адриан охотно принял на себя долгожданную обязанность. Он обнимал Кортни и двигался к ней, с ней, внутри ее, пока их обоих не охватил слепой, сладостный восторг.
Кортни замурлыкала и с удовольствием потянулась. Места, чтобы пошевелиться, не было; узкая койка могла обеспечить относительный комфорт только одному человеку, а двое были испытанием для тонких деревянных опор и такого же тонкого тика. Однако когда любовники сплелись в клубок и Кортни положила голову на плечо Адриана, а грудь прижала к его груди, они вдвоем вполне уместились.
Попытка Кортни расправить сведенные мышцы вызвала мгновенную реакцию в теле спящего Адриана, рука его потянулась и накрыла округлую грудь, а на губах заиграла улыбка, когда он ощутил, как просыпаются некоторые части его тела. Адриан слегка повернул голову и чуть-чуть приоткрыл глаза, чтобы рассмотреть юное тело, вторгавшееся в его сны.
– Завтрак, вероятно, уже закончился, – пробормотала Кортни.
– Вероятно.
– Тебе не кажется, что капитана может заинтересовать, что с нами случилось?
– Несомненно. – Погрузив губы в путаницу темно-золотых кудрей, Адриан вдохнул пьянящий аромат ее волос. – А если он пришел за нами и уже некоторое время стоит под дверью... – его рука сместилась на талию Кортни, – тогда он совершенно точно знает, что с нами случилось. Бедный мистер Лансинг – он будет очень разочарован.
– Бедная сеньорита дель Фуэга... – не осталась в долгу Кортни. – Ее дуэнья должна тысячу раз повторить в своих молитвах просьбу, чтобы ее невинная подопечная не попала в лапы такого похотливого зверя.
– Похотливый? – нараспев произнес Адриан, и его теплые руки неожиданно повернули Кортни так, что она оказалась под ним на узкой койке. – Я?
– Неужели ты не голоден? – Кортни густо покраснела.
– Ужасно голоден, – признался Адриан, и его губы скользнули в изгиб ее шеи.
Кортни не стала притворяться, будто сопротивляется, а просто закрыла глаза и наслаждалась ощущениями, вызывавшими трепет в ее теле.
– Думаю, было бы глупо предлагать тебе во время путешествия стараться избегать друг друга, – прошептала она.
– У тебя ничего и не получилось бы, – согласился он. – Как? Разве я не сделал все, что в моих силах, чтобы тебя удовлетворить?
– Конечно, – шепнула она, теснее прижимаясь к нему. – Нет, я просто... я хочу сказать, что ты герой, возвращающийся домой, что у тебя есть невеста, которая тебя ждет, что тебе меньше всего нужны сплетни и пересуды, которые потянутся за тобой с этого корабля.
– Ты думаешь, для меня имеют значение какие-то сплетни? – Он внимательно посмотрел Кортни в глаза.
– Когда-то имели, – тихо ответила она. – Ты вполне откровенно высказался о моих недостатках: дурное воспитание, запах как от ночного горшка...
– Обстоятельства были тогда другие, – напомнил он.
– Обстоятельства, возможно, да, но я все же совсем не такая, как ваши благородные дамы в Виргинии. Я не умею танцевать, не умею петь и играть на фортепьяно. Я колю себе пальцы, когда пробую шить. Я часто путаюсь, где у платья спина, а где перед. Мне удобнее ходить босиком, а не засовывать ноги в тесные туфли. И у меня на теле не намного меньше шрамов, чем у тебя.
Адриан долго смотрел в полные мольбы изумрудные глаза, а потом отодвинул с ее лба непокорную прядь и нежным прикосновением губ пресек дальнейшие возражения.
